Поверь в любовь
Шрифт:
И что-то такое почудилось Джеймсу в голосе брата, что глаза его наполнились страхом.
– Бет тоже больна? – Он уже схватился было рукой за одеяло, но Мэтт остановил его:
– Нет-нет, Джимми, тебе рано вставать. С Бет все в порядке, я клянусь.
– Я хочу... хочу ее видеть. Мэтью покачал головой.
– Она спит. Говорю же тебе, бедняжка совсем выбилась из сил. Доку пришлось вколоть ей что-то, иначе она сошла бы с ума. Послушай, Джимми... Ты должен меня выслушать.
Джеймс окинул брата невидящим взглядом.
– Ты
– Джонни?! – хрипло выдавил Джеймс.
По лицу Мэтью покатились слезы. Джеймсу никогда не доводилось видеть, чтобы брат плакал.
– Нет! – прошептал он и рванулся вперед.
Мэтью, обхватив брата за плечи, силой заставил его лечь.
– Это произошло так внезапно, Джимми. Мы сделали все, что смогли, но он...
– Нет! – прохрипел Джеймс, и слезы хлынули у него из глаз. Крик сменился стоном, похожим на вой раненого зверя.
И Мэтью, обхватив младшего брата за плечи, крепко прижал его к груди – так же, как в детстве, чувствуя, что рыдания сотрясают огромное, сильное тело Джеймса.
Глава 13
– В твои руки, Господи, вручаем мы душу невинного дитяти, Джона Мэтью Кэгана, дабы ты принял и успокоил ее в царствии небесном.
Джеймс с Элизабет, стоя бок о бок, смотрели, как крохотный гробик с телом их маленького сына опускают в промерзшую землю. Да, они стояли рядом, но, казалось, не видели друг друга. Джеймс, поддерживаемый Мэтью, леденел от страха при мысли о том, что их малыш сейчас покоится в этом тесном, темном, холодном деревянном ящике. Окаменевшая от горя Элизабет и вовсе казалась безжизненной.
Джеймса била крупная дрожь.
Элизабет же ничего не чувствовала, ничего не говорила, ни о чем не думала.
Но вот похороны подошли к концу. Натан тронул Элизабет за руку, и она послушно последовала за ним.
У входа на кладбище сгрудились кареты. Казалось, весь город собрался здесь, чтобы выразить соболезнование несчастным родителям. Мэтью стоило немалого труда провести Джеймса и Элизабет сквозь толпу. Наконец с помощью Заха Роулендса он усадил их в коляску.
Украдкой поглядывая через плечо, Мэтт то и дело подхлестывал лошадей, думая только о том, как бы поскорее доставить их домой. Эти двое, сидевшие в молчании у него за спиной, сейчас просто пугали его.
Джеймс почему-то забился в угол. Лицо его выражало невыносимую муку, губы были закушены до боли. Элизабет, сидя по другую сторону, с невидящим взглядом и покойно сложенными на коленях руками, выглядела так, будто возвращалась из церкви домой.
И так продолжалось с того самого дня, как Джеймс, оправившись от горячки, узнал о смерти сына. Горе, казалось, сломило его, тогда как Элизабет по-прежнему пребывала в каком-то странном оцепенении. Даже когда муж как испуганный ребенок тянулся к ней, она не находила для него ни единого слова утешения. Элизабет как авто-мат стряпала, стирала и шила, глухая и безучастная ко всему, что творилось вокруг, и все заботы о Джеймсе легли на плечи Мэтью. Ему было отчаянно жаль брата, но Элизабет порой просто пугала его.
Остановив коляску возле дома, Мэтт спрыгнул на землю и подал руку Элизабет. Джеймс, не сказав ни слова, молча направился к дому, в то время как его жена бесшумно, словно тень, исчезла за дверью.
Мэтью замялся на крыльце. Вдруг оглушительно грохнула дверь кабинета, и он помчался туда. Держа в руке полный стакан виски, Джеймс свирепо глянул на него.
– Джимми, это не поможет!
– Убирайся! – прошипел тот и залпом осушил стакан. – Оставь меня в покое.
– Не могу, Джимми. – Мэтью протянул было руку, чтобы обнять его за плечи, но Джеймс резко отпрянул в сторону. – Джимми, он был прелестный малыш. Но его больше нет...
– Замолчи! – взревел Джеймс в бешенстве. – Не смей говорить об этом!
– Тебе все равно придется смириться.
Стакан с грохотом разбился о стену, и осколки стекла брызнули во все стороны.
– Замолчи! – Этот крик скорее походил на рыдание. Зажав руками уши, Джеймс застонал.
– Джим, – прошептал Мэтью, впервые отчаянно жалея о том, что всегда по натуре был язычником. – Джим, мне так жаль...
Сделав над собой чудовищное усилие, Джеймс как будто взял себя в руки.
– Да, – с трудом выдавил он.
– Но ты ведь не одинок, – продолжал Мэтью. – У вас с Элизабет еще будут дети.
– Он был первенцем, Мэтью. Поэтому не говори так. Никто не сможет мне его заменить.
– Я вовсе не это хотел сказать! Разве кто-нибудь заменит нам Джона? Но ведь мать с отцом не стали от этого меньше любить нас обоих. Джеймс растерянно пожал плечами.
– Почему бы тебе не пойти к Элизабет? – мягко спросил Мэтью. – Поговори с ней. Сейчас вы как никогда нужны друг другу.
– Я Элизабет не нужен. Ей не нужен никто.
– Знаешь, это просто глупо. Он ведь был и ее сыном, и сейчас она страдает не меньше тебя.
Глядя в пустоту, Джеймс покачал головой.
– Ни одной слезинки, – вздохнул он, – не проронила ни одной слезинки... за все то время, что я ее знаю.
– Ты не прав, Джимми. Видел бы ты ее в тот день, когда умер Джонни, сейчас не говорил бы так. Она рыдала навзрыд, у меня просто сердце разрывалось от ее плача.
– Она никогда не плачет, – продолжал, будто не слыша его, Джеймс. – У нее нет сердца. И души тоже нет. Откуда же взяться слезам?!