Поверхностное натяжение
Шрифт:
– Рамон, у тебя отвратительная привычка говорить вслух то, о чем другие думают втихомолку, – слабо усмехнувшись, произнес Микелис. – Ну и что ты можешь предложить?
– Ничего, – признался Руис-Санчес – Как ты сам говорил, время работает против нас. Придется начинать обсуждение без Кливера.
– Ни в коем случае!!!
Голос, раздавшийся из дверей спальни, звучал слабо и болезненно-хрипло.
Все повскакали с мест. Кливер в одних шортах застыл в дверном проеме, уцепившись за притолоку. На локтевом сгибе Руис-Санчес разглядел след от содранного пластыря – там, где входила игла для внутривенного питания; под сероватой кожей уродливо вздулась синяя гематома.
VI
(Немая
– Пол, да ты вообще с ума сошел, – рассерженно выговорил наконец Микелис. – А ну, забирайся назад в гамак, пока совсем не поплохело. Ты же болен, не понимаешь, что ли?
– Не так болен, как кажется, – отозвался Кливер, жутковато скалясь. – На самом деле самочувствие у меня уже довольно сносное. Воспаление во рту почти прошло, да и лихорадить перестало. И разрази меня гром, если комиссия продвинется хоть на один чертов дюйм без меня. У вас нет на это права, и я опротестую любое – слышите, парни? Любое! – решение, которое вы без меня примете.
Комиссия внимала; уже включился магнитофон, и тихо сматывалась пленка на герметично опечатываемую катушку. Микелис и Агронски вопрошающе поглядели на Руис-Санчеса.
– Что скажешь, Рамон? – сдвинув брови, поинтересовался Микелис, временно отключив магнитофон. – Это не опасно?
Руис-Санчес уже изучал Кливерову ротовую полость: почти все язвочки действительно зарубцевались, а немногие оставшиеся начали затягиваться молодой тканью. Глаза у Кливера чуть слезились (значит, заражение крови еще сказывается), но в остальном от вчерашнего отравления не осталось и следа. Вот выглядел Кливер и впрямь ужасно, что да, то да – впрочем, совершенно естественно для человека, который совсем недавно валялся пластом и без оглядки пережигал белок собственных клеток. Что касается гематомы, с той управится холодный компресс.
– Ну, если уж очень хочется рисковать своей жизнью, такое право у него есть – по крайней мере, косвенно, – проговорил Руис-Санчес. – Пол, в первую очередь ты должен куда-нибудь сесть, надеть теплый халат и укутать ноги. Потом тебе надо поесть, сейчас я что-нибудь сготовлю. На поправку ты пошел удивительно быстро, но у тебя еще имеются все шансы подхватить настоящую инфекцию.
– Согласен на компромисс, – быстро сказал Кливер. – Героя строить не собираюсь, просто хочу, чтоб меня выслушали. Кто-нибудь, помогите мне дойти вон до той кушетки. На ногах я как-то еще не слишком твердо держусь.
Суета вокруг Кливера длилась добрых полчаса, пока Руис-Санчес не соизволил высказать удовлетворение. Физику – судя по кривоватой усмешке – это, кажется, даже нравилось. В конце концов, ему вручили кружку гштъита – местного чая на травах, восхитительно вкусного, причем настолько, что в ближайшем будущем у того были все шансы стать главной статьей экспорта.
– Ну ладно, Майк, врубай шарманку, и поехали, – произнес Кливер.
– Ты уверен? – поинтересовался Микелис.
– На сто процентов. Врубай, черт побери.
Микелис повернул ключ, вытащил и положил в карман. Пошла запись.
– Хорошо, Пол, – сказал он. – Ты из кожи вон лез, лишь бы оказаться в центре внимания. Трудно не согласиться, тебе это удалось. Колись, короче: почему на связь не выходил?
– Не хотелось.
– Секундочку, секундочку, – вмешался Агронски. – Пол, не забывай, идет запись; совершенно необязательно пускаться с места в карьер и выпаливать первое, что взбредет. Согласен, речевые центры у тебя вполне пришли в норму, но это ж еще не повод… Может, ты ни разу не подавал вестей, потому что не сумел освоить связь через… как его… Дерево?
– Нет, дело не в этом, – стоял на своем Кливер. – Спасибо, конечно, Агронски, за заботу, но нечего выдумывать за меня алиби всякие. Я сам прекрасно помню, что там у меня было не того; да и поздновато как-то уже правдоподобное алиби сочинять. Конечно, контролируй я полностью свои действия, все было бы шито-крыто. Но из-за этого ананаса чертова все пошло прахом. Я понял это ночью, когда сопротивлялся как одержимый, лишь бы переговорить с вами до возвращения святого отца; однако не выгорело.
– Сейчас ты к этому относишься уже довольно спокойно, – заметил Микелис.
– Ну, как тебе сказать… конечно, я лопухнулся. Но я реалист. К тому же, Майк, у меня были чертовски веские причины делать то, что делал. Надеюсь, вы еще согласитесь со мной, когда я все объясню.
– Ладно, – сказал Микелис – Валяй.
Кливер привалился к стенке и сложил руки на коленях. Вид у него стал немного торжественный, едва ли не библейский. Ситуация явно была ему по вкусу.
– Во-первых, как я уже сказал, на связь я не выходил, потому что не хотелось. Разобраться с Деревом можно было бы достаточно просто – так же, как сделал святой отец, например, – то есть попросить переправлять сообщения кого-нибудь из змей. Конечно, болтать по-змеиному я не умею, но можно было бы попросить помочь святого отца – а тогда пришлось бы посвящать его в мои планы. А поскольку это отпадало, оставалось разве что попробовать освоить Дерево непосредственно. Теперь-то я знаю все технические сложности, с какими пришлось бы столкнуться. И подожди, Майк, пока ты это Дерево не увидишь. По сути, это однопереходный транзистор, где полупроводник – офигенная кристаллическая глыба под корнями; кристалл – пьезоэлектрический, и всякий раз, как корни на него давят, испускает радиоизлучение. Это что-то совершенно фантастическое; ничего похожего нет во всей Галактике, готов биться об заклад… Короче: я хотел, чтобы между вами и нами возник барьер; чтобы вы не имели ни малейшего представления, что происходит здесь, на побережье. Я хотел, чтобы вы вообразили себе худшее и – если все пройдет, как задумано – стали бы обвинять змей. А когда вы сюда, в конце концов, прилетели б – если прилетели б, – я постарался бы подать все так, будто это змеи не позволяли мне выходить на связь. Я даже подготовил несколько «доказательств», чтобы вы на них сами наткнулись… ладно, теперь-то какая разница. Но, уверен, смотрелось бы все убедительно – как бы там святой отец из кожи вон ни лез, убеждая вас в обратном.
– Подумай хорошенько, может, запись все-таки выключить? – негромко поинтересовался Микелис.
– Да выбрось ты этот чертов ключ и слушай внимательно, что я говорю. Как по-моему, так стыдоба просто, что в последний момент я напоролся на ананас этот хренов. Тут-то у святого отца и возник шанс что-то разнюхать. Клянусь, не подкосило бы меня, он так ничего и не узнал бы до самого до вашего прилета – а там уже было бы поздно.
– Так-то оно, может, и так, – проговорил Руис-Санчес, не сводя с Кливера немигающего взгляда. – Но никакая это не случайность, что ты напоролся на свой «ананас». Не трать ты все время на выдумывание какой-то своей Литии, а изучай планету как следует – зачем тебя, собственно, и посылали, – ты б уже достаточно знал, чтобы не напарываться на «ананасы» там всякие. По крайней мере, мог бы уже говорить по-литиански; хотя бы не хуже Агронски.
– Может, оно, конечно, и так, – отозвался Кливер. – Но мне-то опять же без разницы. Что до изучения планеты, то я обнаружил самый главный факт, с лихвой перекрывающий все прочие, и этого должно быть достаточно. В отличие от тебя, Рамон, когда прижмет, я не отвлекаюсь на всякие там благоглупости по мелочи; к тому же после драки кулаками не машут.
– Давайте только не будем переходить на личности, рановато еще как-то, – вступил Микелис. – Историю свою ты рассказал, и безо всяких прикрас – значит, наверно, должна быть какая-то причина, что ты так вот взял все и выложил. Рассчитывать на прощение – или хотя бы на не слишком суровое осуждение – можешь, только если назовешь причину. Давай, колись.