Поверженные барьеры
Шрифт:
Глава седьмая
Магда растасовала колоду карт и выложила их кругом с дамой червей в центре. Леолия Пейн, войдя в комнату, некоторое время молча наблюдала за ней. Потом она сказала:
— Девятка пик выглядит угрожающе, не так ли?
Магда разложила карты парами, помедлила, когда дошла до туза, а потом заявила:
— Буби — это хорошо.
Леолия Пейн подошла к камину, столкнула двух кошек с кресла и села.
Она привыкла к обычаю Магды гадать на картах, когда затевалось что-либо серьезное, но ни о чем не спросила. Она знала, что рано или поздно Магда откроет ей причину своего беспокойства и поведает ее сочувствующим ушам все, вплоть до мелочей. Она достала из сумки вязание.
— Не могу этого понять, — озабоченно пробормотала Магда.
Леолия Пейн не отозвалась.
— Полная бессмыслица, — продолжала Магда, — два валета, дама бубен и восьмерка червей. — Она помолчала. — Как ты думаешь, ведь Норман Мел-тон — король треф?
— А почему не валет? — предположила Леолия. Она поняла, почему Магда гадает: ее беспокоит Карлотта.
— Тебе хотелось бы, чтобы Карлотта вышла замуж за Нормана Мелтона? — спросила она.
Магда отложила карты и, опустив руки на маленький столик, пристально посмотрела на Леолию.
— Карты предсказывают печаль, сердечную печаль.
— Для Карлотты? — спросила Леолия.
Магда кивнула.
— Я хочу, чтобы она вышла замуж за Нормана. С ним она будет счастлива.
— Но почему ты так уверена? Пусть Карлотта выберет сама. Мы стары, нам не надо вмешиваться.
— Она думает, что любит Гектора.
Леолия удивилась.
— Она сама сказала тебе об этом? — спросила она.
Магда отрицательно покачала головой.
— Я думаю, что она этого еще не осознала, но когда Гектор приходит, птицы поют в ее сердце, а ее глаза горят, как лампы в темной комнате. — Магда помолчала. Разве это не любовь, Леолия? Разве это не любовь, которую и мы знали много лет назад?
Леолия ничего не сказала.
— Он беден, — продолжала Магда, — беден и погружен в свою работу. Он нашел в Карлотте сочувствие и участие, для него она — добрый друг в незнакомом городе.
— Откуда тебе все это известно, Магда? — резко спросила Леолия.
— Я знаю, — ответила Магда своим глубоким голосом. — Я знаю, и мое сердце обливается кровью за мою девочку, за дитя, которое я всегда оберегала от страданий и боли.
Леолия встала.
— Давай помолимся Богу, чтобы ты ошиблась, — в тревоге сказала она.
Глава восьмая
Хани Сент-Клер, чье имя до прихода на сцену, было Марджори Робинсон, отозвалась на стук:
— Войдите.
Дверь артистической уборной открылась, и миниатюрный мальчик-посыльный внес огромную корзину роз и лилий и зеленую коробку, в которой, очевидно, были цветы для платья.
— Ну, ты как лучик солнца, сынок, — сказала она мальчику. — Вот уже несколько дней наша уборная напоминает Сахару. Поставь цветы в угол и дай коробочку мне.
Он сделал, как она велела. Посмотрев на карточку с задумчивым выражением лица, она положила ее на стол перед зеркалом Карлотты.
Спустя несколько мгновений послышались шаги, и дверь распахнулась.
— Этот дьявол опять испортил мой выход, — сказала Карлотта, входя и раздраженно садясь на стул. — Это уже не шутка, Хани. Я пожалуюсь менеджеру.
— Он не станет даже слушать тебя, дорогая. Он всегда боится звезд; я знаю, я работала с ним раньше.
Карлотта пожала плечами. Вдруг она увидела цветы.
— Это мне? — спросила она.
— О нет, дорогая! Разве ты не слыхала? Я сама подцепила миллионера. Он очаровательный человек, мы встретились в молочном баре на Пикадилли. — Она состроила гримасу, затем добавила: — Я не ревнива, но, должно быть, стану такой. Мало того, что у тебя под каблуком миллионер, он к тому же еще и щедр.
— Ты так говоришь, как будто это никогда не сочетается, — сказала Карлотта, читая записку Нормана с легкой улыбкой.
— Конечно, нет, — сказала Хани. — Большинство миллионеров так отвратительно скупы, что в автобусе приходится платить не только за себя, но и за них. За мной ухаживал один человек, который просто купался в золоте. Он никогда не давал на чай. Мне бывало так стыдно, что я не могла этого вынести и украдкой совала лакею шестипенсовик или шиллинг.
Карлотта вынула из зеленой коробочки большую ветку орхидей.
— О Боже! — воскликнула Хани. — Как прекрасны! Хорошо, что ты захватила серебристое платье. Они будут восхитительны у тебя на плече.
Карлотта приложила их к черному бархатному платью, в котором играла сегодня.
— Очень красиво, — сказала она. — Да, Хани, мне кажется, что я счастливая женщина.
Она произнесла эти слова без особого воодушевления, и Хани с любопытством посмотрела на нее.
— В чем дело? — спросила она. — Ты не любишь его.
— Очень люблю, — ответила Карлотта.
— Похоже, что ты и вправду не любишь.
Карлотта задумалась.
— Мне кажется, что в этом вся беда, — сказала, наконец, она. — Я не люблю его.
— Боже правый, — сказала Хани. — Не слишком ли многого ты хочешь? Миллионер, интересный мужчина, человек, который так щедр и курит тебе фимиам, к тому же неженатый! И ты недовольна! Тебе подавай жгучую страсть. О, меня просто тошнит. Ты — жадная. Мне бы твои возможности.