Поверженные барьеры
Шрифт:
— Скажи мне, — приказал он, и в его голосе прозвучала нотка властности, которую она никогда раньше не слышала.
— Мне нечего сказать, — сердито ответила она. — Почему ты не оставишь меня в покое? Я не хочу ссориться.
— Я не ссорюсь с тобой, — медленно сказал Норман. — Что-то не так, ты избегаешь меня. Ты не очень умеешь притворяться, Карлотта.
— Я не притворяюсь, я устала, — сказала она.
— И несчастна? — спросил Норман.
— Ну что ж — и несчастна, — гневно сказала она.
Он снял руки с ее плеч, и она
— Я ничего не могу поделать, — наконец сказала она. Ее голос звучал, как будто она сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.
— Не можешь поделать с чем? — ровным голосом спросил Норман. — Не любишь меня? Ты это имеешь в виду?
— Я пыталась… я пыталась, — раздраженно сказала Карлотта.
— А теперь слишком поздно что-нибудь изменить, и ты жалеешь о сделке? — спросил Норман.
— Ты всегда употребляешь только деловые термины? — возмутилась Карлотта. — Можешь ты хоть изредка забывать о своем бизнесе?
— Полагаю, я понял, — сказал он. — Ты не любишь меня. Никогда не любила.
— И я вышла за тебя из-за денег, — истерически закричала Карлотта. — Почему ты не говоришь этого, ты ведь так думаешь? Я знаю, что ты так думаешь.
— И ты вышла за меня из-за денег, — как эхо повторил Норман.
Мгновение он стоял неподвижно, а потом сказал:
— Впервые в жизни я не думал о бизнесе, и вижу, что был неправ. Из-за своей собственной слепоты я не понял, что со мной заключили нечестную сделку. — Он говорил с горечью, и его слова, казалось, жгли мозг Карлотты.
Внезапный порыв жалости, страха и понимания охватил ее, но оттого, что она была слишком возбуждена и едва понимала, что говорит, ей захотелось причинить ему боль, поставить его на колени.
— Мне очень жаль, что это, как вы считаете, нечестная сделка, — сказала она, — но в любом случае теперь слишком поздно. Я ваша жена, даже если я люблю другого.
— Как вы сказали, вы моя жена, — печально отозвался Норман.
Он прошел через комнату к двери.
— Спокойной ночи, Карлотта, — сказал он.
И вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Глава семнадцатая
Карлотта проснулась с головной болью и ощущением депрессии. Ей понадобилось время, чтобы вспомнить, где она, и когда она, наконец, открыла глаза и увидела бледно-серые стены и розовые портьеры своей спальни, она с чувством отчаяния поняла, что осталась одна. Прижав руки к глазам, она села в постели и попыталась собраться с мыслями.
— Что делать? Что делать? — спрашивала она себя.
Она понимала, что вчера вела себя, как сумасшедшая. В истерическом состоянии она говорила такие непростительные вещи, которые нельзя загладить извинением или несколькими улыбками. Что Норман думает? Что значит для него кульминация его свадебного дня? Она посмотрела на часы: была уже почти половина одиннадцатого.
Прошлой ночью она долго плакала и лежала без сна. Когда, наконец, сон одолел ее, она погрузилась в тяжелое забытье без сновидений. Ей хотелось бы иметь мужество прямо пойти в комнату Нормана и извиниться перед ним. Но она чувствовала, что сейчас это невозможно.
Впервые она подумала о нем не как о человеке, влюбленном в нее, а как о муже, с которым можно не только кокетничать, но необходимо считаться. «Я должна подумать, — сказала она себе, — и найти правильный подход к нему».
Она решила с гордостью, что может заставить его забыть то, что произошло. В конце концов настроения и фантазии невесты в брачную ночь непредсказуемы. Норман не мальчик, чтобы сразу разлюбить ее, он достаточно разумен и поймет и причину ее раздражения, и то, что ее слова, сказанные сгоряча, не соответствуют истине.
Больше всего она жалела, что в их ссоре были упомянуты деньги. Она всегда знала, что Норман особенно чувствителен, когда дело касается денег. Он мало рассказывал ей об этом, но она, несмотря на его сдержанность, знала, что Эвелин вышла замуж за него только ради его богатства. Теперь она поставила себя в такое же положение.
— Почему я была так глупа? — простонала она.
Сдержав слезы, готовые от слабости брызнуть из глаз, она позвонила и, когда горничная вошла, заказала завтрак. Подложив под спину подушки, припудрив нос и расчесав волосы, она решила, что готова.
— Постучитесь к сэру Норману, Элси, — сказала она, — и спросите, не зайдет ли он ко мне.
Она чувствовала, что краснеет, давая такое распоряжение. Ей было страшно и стыдно, но необходимость пережить этот момент была очевидна.
Элси вернулась через несколько минут с запиской в руке.
— Сэр Норман вышел, миледи, — сказала она, — во всяком случае, его нет в комнате, но в гостиной на столе я нашла записку для вас.
Карлотта взяла записку дрожащими пальцами. Дикие мысли мелькали у нее в голове. Неужели Норман оставил ее? Неужели он вернулся в Англию?
Может быть, их брак уже подошел к концу? Она едва могла заставить себя вскрыть конверт. Там было всего несколько строчек.
«Дорогая Карлотта.
У меня деловое свидание. Я буду внизу в баре в час дня, и мы позавтракаем.
Твой Норман».
Значит, нечего отчаиваться, нечего бояться. Карлотте захотелось громко рассмеяться от облегчения.
Но после завтрака она снова открыла письмо и перечитала его. Очень холодно, подумала она, но это, конечно, понятно. Она помнила другие записки и письма Нормана, которые она получила за прошлые недели. Все они начинались словами нежности, и он всегда подписывал их «обожающий тебя Норман».