Поверженный Рим
Шрифт:
— Валия силой и статью пошел в своего дедушку по матери, знаменитого в Русколании воеводу и боготура, — пояснил трибуну Сар. — Мне отец рассказывал, что этот боготур без труда справлялся с десятком искусных мечников.
Лучшим другом Валии Балта был Аталав Гаст. Аталав был рыжеват, в отца-древинга, и кареглаз, в мать-римлянку. Несмотря на юный возраст, а он был лишь на три года старше Валии, Аталав отличался неуступчивым нравом и страстью к спорам. К юному древингу очень благоволил магистр Фронелий и, как скоро выяснилось, неспроста.
— Так ведь это я сосватал его родителей, — объяснил молодым людям старый магистр. — И произошло это ни где-нибудь, а в Риме. Покойная матушка рекса Аталава была изумительно красивой женщиной и истинной римской
Рассказ старого магистра очень понравился молодым слушателям, хотя поверили они ему далеко не сразу. Фронелия такая недоверчивость слегка обидела:
— Я ведь тогда сразу сказал Руфину — эти молодцы далеко пойдут. И точно. Дошли до Константинополя. Захватили Фракию, Мезию, Панонию, Иллирик, Македонию, Элладу… Да что там говорить! В золоте купались.
— А почему не удержали? — спросил Стилихон.
— Значит, не судьба, — пожал плечами Фронелий. — А может, большого желания не было. Ты сам посуди, трибун, зачем вольному рексу каменный мешок под названием Константинополь. Ни доброй харчевни вы там не найдете, ни хорошего театра. Иное дело — Рим… Вот где можно погулять, рексы! А какие в Риме женщины…
— Убедил, — сказал мрачно Валия. — Возьмем и погуляем.
— Взять не проблема, рекс, — усмехнулся старый магистр. — Проблема — удержать.
Сабария давно не видела наплава стольких гостей. И каких гостей! Едва ли не все знатные мужи венедских, готских, аланских и сарматских племен собрались в Панонии, чтобы отпраздновать свадьбу сына патрикия Руфина и дочери рекса Придияра Гаста. Кроме вождей в Сабарию съехались и волхвы венедских и готских богов. Стилихон распознал среди волхвов фламина Юпитера Паулина и нимало подивился его здесь присутствию.
— А чего ты удивляешься, — усмехнулся Фронелий. — Паулин опять не на того поставил. Если бы Максим не стал, как последний дурак, торговаться с варварами по поводу уже захваченных ими земель, то сейчас его армия не кормила бы рыб в Соме, а стояла бы под стенами Константинополя. Нельзя вечно метаться и выбирать, — либо ты христианин, либо сторонник веры отцов.
Стилихон намек понял. Собственно, Фронелий упрекал не только Максима, но и Меровлада, который тоже пытался совместить несовместимое и в результате потерял все, включая жизнь.
— Та же участь ждет и Андрогаста, — усмехнулся Фронелий. — И тебя, Стилихон, если ты пойдешь тем же путем.
Разговор этот молодой трибун и старый магистр вели с глазу на глаз в доме Умила, сидя друг против друга за столом с чарками очень приличного местного вина.
— А чем тебе Христос не угодил, магистр? — прищурился на Фронелия Стилихон.
— Дело не в богах, а в людях, — вздохнул магистр. — Пока империя была сильна и посылала свои легионы в разные концы света, нам хватало веры в старых богов. Мы брали чужую силу и присоединяли ее к своей. Но в последнее время Рим перестал рождать великих императоров. А возможно, им просто не давали расцвести. Чиновники подмяли под себя Рим. Они же стали выдвигать правителей из своей среды. У этих не было яри в крови. Знатные римские мужи стали драть три шкуры не только с рабов, но и со свободных граждан. Звезда Великой империи закатилась. Константин был первым, кто это понял. Он и поднял на щит отвергнутого иудеями Христа. Он и его приемники пытаются с помощью новой веры удержать расползающуюся на лоскуты империю. Им не нужны герои, им не нужны великие полководцы, они хотят лишь сохранить то, что было завоевано другими. С помощью христианской церкви, объявившей монополию на истину, они пытаются укротить бунтарей. Вот и пугают людей концом света. Верь Христу, Стилихон, если у тебя лежит к нему душа, но не верь епископам. Они способны лишь извратить правду своего бога.
— Но ведь и венеды живут по воле жрецов, толкующих волю своих богов, магистр, — с сомнением покачал головой Стилихон. — Разве не так?
— В том-то и дело, трибун, что этих богов много, но ни один из них не в силах в полной мере выразить волю Создателя, которых их всех породил. И уж тем более не смогут этого сделать их волхвы и кудесники. И если ведуны Велеса объявляют новым Ярилой рекса Гвидона, то волхвы других богов не говорят им «нет». Они называют своего ярмана, князя Верена, посланцем Белобога. Не отстанут от венедских волхвов и дротты готов, у них на примете свой ярман — рекс Валия сын Оттона.
— И кто же из жрецов прав? — спросил Стилихон.
— Не знаю, — пожал плечами Фронелий. — И никто не знает, даже сами волхвы. Ибо они могут лишь указать на избранных, а уж доказывать их правоту придется самим рексам. Каждый из них пойдет своим путем, и почти наверняка кто-то из них достигнет цели.
— И что это за цель?
— Цель знает Род, возможно, ее знают его сыновья-боги, но человеку узнать ее не дано. Во всяком случае, в мире нашем. Возможно, мы все поймем в мире том.
— Но не может же война быть смыслом человеческой жизни? — возмутился Стилихон. — Зачем тому же Умилу твои ярманы, Фронелий, если он процветал под защитой римских орлов?
— Не о войне речь, Стилихон, — усмехнулся старый магистр. — О свершении! Ради чего мы истязаем своих рабов, ради чего довели свободных землепашцев до скотского состояния? Неужели только для того, чтобы кучка проходимцев, вроде светлейшего Пордаки, купалась в роскоши? Что нынешний Рим несет миру, кроме вести о скором конце света? Может, это не конец света, а конец Рима? А мир, созданный по воле Рода и его хотением, будет не только стоять, но и развиваться. Кто погряз в роскоши, тот уже умер, Стилихон. Запомни это и никогда не поднимай свой меч в защиту пресыщенных. Этим уже не поможет ни бог, ни император.
В Сабарии собрались отнюдь не голодные, хотя, возможно, и жадные до свершений. По мнению Стилихона, вожди варваров роскошью одежд и блеском оружия вполне могли бы поспорить с самыми богатыми римскими патрикиями. На этом блестящем фоне особенно выделялся сын князя Гвидона, любимец богини Лады, княжич Кладовлад. По слухам, он был зачат в храме богини, находящемся в городе Девине, о котором Стилихон уже успел наслушаться в Сабарии разных баек. Ничего особенного этот девятилетний мальчик собой не представлял. Во всяком случае, ничего божественного трибун в нем не обнаружил, как ни старался. Тем не менее в жилах Кладовлада сына Гвидона текла кровь римского императора Констанция, внуком которого по матери он был. Впрочем, Фронелий, не раз видевший покойного императора, никакого сходства между дедом и внуком не находил. Что и неудивительно. Кладовлад по внешнему виду был типичным венедом, белокурым и голубоглазым. От прочих сыновей рексов Кладовлад отличался разве что длинными волосами, свисающими до плеч. По слухам, распространившимся по городу, именно в этих волосах таилась волшебная сила, дарованная потомкам Гвидона богом Велесом. Кладовлада сопровождали конные франки из самых знатных родов этого племени, но личную его охрану составляли русколаны, которых местные вожди называли антрусами, намекая тем самым на их восточное происхождение. Впрочем, и франков здесь называли вранками и всячески подчеркивали, что родом они с этих земель, а потому негоже им забывать о крае, их породившем. С малолетним Кладовладом, представлявшим на съезде князей и вождей своего отца Гвидона, приехал патрикий Руфин, которого Стилихон поджидал с большим нетерпением. Патрикию уже перевалило далеко за сорок, но он не потерял ни свежести лица, ни благородства осанки. Только легкая проседь в волосах указывала на то, что сиятельный Руфин прожил, и пережил немало. К удивлению Стилихона, патрикий остановился в доме Умила, хотя, конечно, мог претендовать на куда более роскошное жилье.