Повеса с ледяным сердцем
Шрифт:
Генриетта широко раскрыла глаза, пока он целовал ее в этом месте. Там. О боже, еще раз. Что он творит? Может быть, ему не следовало — им не следовало — разве это правильно? Она закрыла глаза, он снова поцеловал ее, она покорилась ощущениям, которые он пробуждал.
Все сосредоточилось там. Там. В том месте, которое целовали его уста, ласкал его язык и пальцы. Там, где все напряглось и разгорячилось, откуда она поднималась к высотам наслаждения. Там. Ей стало трудно дышать. Она услышала свой стон, расслышала, как снова и снова
— Рейф, Рейф, Рейф, прошу тебя, прошу тебя, прошу тебя…
Хотя и не знала, чего просила. Тут Рейф снова стал ласкать ее языком, то, чего ей хотелось. Но вот он остановился, и ей захотелось кричать. Он снова начал ласкать ее, и она вскрикнула, когда напряжение стало невыносимым. Генриетта забылась, рассыпалась на кусочки, затем, словно собравшись, взлетела куда-то. Рейф прильнул к ней устами и целовал с невероятной страстью до тех пор, пока она не поплыла, прижимаясь к нему, спускаясь с неведомых вершин экстаза. Он целовал ее в губы, гладил волосы, шептал ее имя.
Генриетта открыла глаза и встретила взгляд его голубых глаз, наполненных неподдельной страстью. Она так сильно прильнула к нему, что слышала, как бьется его сердце, медленнее, чем ее. Генриетта ждала, желая чего-то большего.
Он еще не снял бриджи!
Рейф рассмеялся, Генриетта догадалась, что озвучила свои мысли.
— Я знаю, — сказал он.
— Но…
— Так лучше.
— Но вы…
— Я более чем удовлетворен тем, что вы получили удовольствие, — серьезно сказал он. — Спите, Генриетта.
Рейф погладил ее по голове и плечам. Притянул к себе за ягодицы и погладил по спине. Он поцеловал ее в глаза. В кончик носа. Хотя его мужской стержень все еще пульсировал, он чувствовал, что почти насытился, странным образом достигнув кульминации.
Генриетта дышала спокойнее. Обнимала его не так крепко. Рейф накрыл ее и себя грубым одеялом. Он проведет еще одну ночь, стесненный этими проклятыми бриджами. Впрочем, это его особенно не расстраивало.
Генриетта прижалась щекой к его плечу. Она снова парила в облаке блаженного счастья.
Следующим утром Генриетта проснулась под ободряющий стук его сердца. Она все еще прижималась к нему, одна ее нога оказалась между его ног. Генриетта лежала тихо-тихо, наслаждаясь ощущением его упругого тела, запахом и теплом. Одной рукой Рейф обнимал ее за талию. Другая покоилась на попке. Генриетта смутно услышала какой-то шум. Нетерпеливый стук в дверь. Бенджамин. С новостями.
Робко закутавшись в одеяло, Генриетта села на постели. Рейф уже надел чистую рубашку, и она вдруг поняла, что осталась нагой.
Сидя в конце кровати и натягивая сапоги, Рейф изо всех сил старался не обращать внимания на ее прелести рядом с ним. Он уже привык избегать интима, но сейчас обнаружил, что ему по душе близость, когда двое начинают вместе новый день. По крайней мере, все это ему нравилось с Генриеттой. В утреннем свете ее волосы казались еще кудрявее, кожа не белой, а кремовой.
— Рейф, мы… нас ждет Бенджамин.
Но Рейф
Генриетта с большой неохотой отстранилась от него, тело покалывало от предвкушения, страсть опьяняла.
Генриетта улыбнулась, ему показалось, будто ее улыбка задела какие-то струнки внутри его. Необычное ощущение. Генриетта осуждала его, но не отказывалась. Доверяла ему. И любила его. Возможно, даже слишком. Он не подумал об этом.
Черт подери, почему же ему это не пришло в голову?
Рейф перестал улыбаться, почувствовав себя виноватым. Потому что сразу не разобрался в ее чувствах. Он желал… он желал… но желаниями тешатся глупцы, а он больше не глупец. Он посмотрел в зеркало.
— Я быстро. Спущусь вниз и закажу завтрак, так что вам никто не помешает заняться туалетом.
Дверь затворилась, и Генриетта встала с кровати. Волшебной ночи пришел конец, наступавший серый день расставит все по своим местам. Если Бенджамин что-то разузнал, это важнее всего. Генриетта так легко забыла об опасностях, нависших над ней, что вовсе не имела понятия, как вернуться к действительности.
У нее не было источника дохода. Даже если ее доброе имя будет восстановлено, леди Ипсвич вряд ли примет ее назад. А после того, что ей стало известно о прошлом бывшей хозяйки, Генриетта отнюдь не была уверена, что сама захочет вернуться на прежнее место. Она могла бы поехать в Ирландию, если занять у Рейфа деньги на дорогу, однако при мысли о встрече с мамой и папой и неизбежной беспросветной ситуации, в которой они окажутся, у нее сердце упало.
Генриетта прослезилась, пока одевалась. «Все дело в том, — сказала она своему грустному отражению в зеркале и вытерла лицо полотенцем, от которого пахло мылом Рейфа, — все дело в том, что, хотя я, конечно, не люблю Рейфа, мне не хочется покидать его прямо сейчас. Но я знаю, что должна так поступить». Генриетта шмыгнула носом, взяла щетку для волос и резко провела по своим спутавшимся кудрям.
Бросила щетку и стала наугад втыкать шпильки в волосы. «Давно пора смотреть в лицо фактам, Генриетта Маркхэм. Возможно, Рейф Сент-Олбен уже сегодня покинет этот постоялый двор и вернется в Лондон к роскошной жизни. Ты поступишь разумно, если подумаешь, чем заняться потом, хотя тебе и не надо опасаться Ньюгейтской тюрьмы. Но еще рано утверждать, что опасность миновала».
Генриетта воткнула последнюю шпильку в волосы и посмотрела в зеркало. Неутешительный результат. Придется смириться с этим. Глубоко вздохнув несколько раз, она снова напомнила себе, что тысячи людей живут намного хуже, и вышла из комнаты.
Рейф ждал ее в столовой. Завтрак был обильным.
— Бен скоро придет, — сообщил Рейф, помог ей сесть и налил кофе.
Генриетта мазала ломтик хлеба маслом и посматривала в бесстрастное лицо Рейфа.
— Если у него хорошие новости, вы сможете отправиться домой, — весело сказала Генриетта.