Повесть без начала, сюжета и конца...
Шрифт:
24 августа. Главное – развитие ума, вкуса, языка. Ум. Для развития требуется: жизненные наблюдения за характерами окружающих людей, чтение книг, размышления. Вкус. Чтобы развить его, надо много сравнивать, а много сравнивать можно только тогда, когда много видишь, слышишь, ощущаешь. Вкус воспитывается с познанием искусства во всех его формах: литература, живопись, музыка, архитектура. Язык. Здесь нужна постоянная тренировка, следить за речью, завести словарь… По-английски я уже осмеливаюсь разговаривать с заведующей кафедрой иностранных языков. Смелая, самостоятельная, изящная женщина. Мне бы ее достоинства.
5 курс.
16
13 июля. Практика в школе под Москвой. Что главное? Я полюбила свою профессию.
Окончен институт!
2 августа. С момента осознания себя личностью я снедаема жаждой познания. Эта страсть увеличивается с возрастом в геометрической прогрессии. Хочется задержать жизненное время, сделать значительное, увидеть необыкновенное.
18 декабря. Кто счастлив? Тот, кто идет к цели и добивается ее. Тот, кто живет интенсивной внутренней жизнью, кто творит. Можно недоедать, недосыпать, жить в бедности и быть счастливым. Так вот, надо добиваться именно этого счастья – счастья творчества, достигнутой цели. Я нашла смысл жизни и знаю, как за него бороться.
30 декабря. «Человек тогда интересен как личность, когда он выше обстоятельств».
Год назад.
Сегодня проснулась с мыслью: «Как жить дальше? Что происходит со мной, если я становлюсь одинокой, а от этого злой и диковатой, как лосиха, лишенная самца? Ой люшеньки!» Мой старший друг, моя наставница и обожаемая мною Серафима Иосифовна Садовская – человек, счастливый даже в несчастье,– успокаивает меня примерно так: «Вам необходим муж штучного производства. Серийный сожитель у вас уже был. Я не думаю, что в Таежном сегодня-завтра появится мужчина нужного вам масштаба, Нина Александровна, но наберитесь терпения, голубушка,– принц в конце концов явится. Теперь такое время, что личностей с каждым днем становится все больше и больше…» Подождем! Хорошо! Терпения и выдержки мне не занимать…» [1] .
1
Использован дневник студентки Н. из архива писательницы Ольги Кучкиной.
…Сергей Вадимович, читая дневник, лежал на животе, а Нина Александровна, с ног до головы каменная, не видела даже строчек в «Похождениях бравого солдата Швейка» и машинально гладила беспородного щенка Мухтара, досыпающего двадцать пятый час в сутки. «Что бы я делала без этой псины? – подумала Нина Александровна, когда Сергей Вадимович добрался до последней дневниковой записи.– Я бы взорвалась! Вот что я сделала бы без Мухтара!»
– Так ставите вопрос? – негромко сказал Сергей Вадимович и осторожно закрыл последнюю клеенчатую тетрадь.– Так его ставите?
За окнами буйствовал сиверко, в печной трубе по-январски подвывало, Борька в своей комнате что-то пел: видимо, чинил новые цветные карандаши. Было тепло, тихо, на столе лежало письмо от матери Нины Александровны, в котором она интересовалась, куда дочь думает поехать на лето: дескать, не объединиться ли? Одним словом, все хорошо, спокойно и благоустроенно
– Жесткая штучка! Вериги! – прежним негромким голосом сказал Сергей Вадимович.– Дозволь внести одну-разъединственную поправочку?
– Валяй!
– Ты, Нинусь, красивая!
– Ах оставь!
Отличная оренбургская шаль была накинута на дорогой нейлоновый халат, который Нина Александровна купила во время туристической поездки по ГДР, и она очень хорошо чувствовала себя в нем – длинноногой, чуть-чуть широкоплечей, но… Она-то знала, что не любит смотреть в зеркало, делает это только в случае крайней необходимости – не чаще! За последний год, пожалуй, не случалось такого, чтобы Нина Александровна беспричинно взглянула в зеркало, хотя в студенческие годы просиживала и простаивала перед ним часами, испытывая миллион различных чувств, но всегда недовольная увиденным.
– Перестань блажить, Нинка,– обеспокоенно и сердито сказал Сергей Вадимович.– Ты красивая баба, поэтому приказываю немедленно поцеловать меня!
Она поцеловала.
– Оченно приятно! – сообщил он важным голосом.– Можно ишо разочек повторить?
– Хватит, Сергей! – сказала она.– Давай-ка сюда мои вериги и навсегда забудь, пожалуйста, об этом метельном вечере! Ты слышишь меня?
– Я таких дур еще не видывал! – окончательно обозлился Сергей Вадимович, но через мгновенье сделался точно таким серьезным, каким был в тот час, когда сообщал ей о превращении поселка Таежное в город Таежный.
– Ты знаешь английский? – странным голосом, как бы осторожно спросил он.
– Свободно читаю и разговариваю. Во всех турпоездках я обхожусь без переводчика…
Он досадливо закусил нижнюю губу.
– Но почему я об этом узнаю только из дневника?
– Здрасте! – искренне удивилась Нина Александровна.– Может быть, подскажешь, с кем можно разговаривать на английском в Таежном? Ты его не знаешь, а с дурой Зиминой общаться по-аглицки не собираюсь… Она была на практике в Лондоне, и мне не хочется, чтобы она тайно посмеивалась над моим академическим произношением… Боже! Этого еще не хватало – стать посмешищем для идиотки Зиминой!… А теперь давай сюда мои дневники!
Нина Александровна решительно забрала у Сергея Вадимовича дневники, строгим голосом велела ему отвернуться к стенке и, бесшумно передвигаясь по комнате, спрятала дневник в неожиданном месте – за панелью лампового радиоприемника. После этого она вернулась на место, прижалась спиной к теплым кирпичам и взяла в руки «Швейка». Прочитав самым внимательнейшим образом целый абзац, Нина Александровна как бы между прочим спросила:
– Слушай, муженек! А ты не находишь, что по этим записям можно смоделировать образ жесткой, самовлюбленной и расчетливой девчонки? Это раз! А во-вторых, считаешь ли ты, что Ларин – это тот принц, которого я искусно поймала в ловко расставленные сети?
– Женщина сошла с ума! – трагическим шепотом, вращая глазами и с ужасом втягивая голову в плечи, произнес Сергей Вадимович.– Я бы уже звонил в дурдом, если бы не одно обстоятельство.
– Какое?
– Я люблю эту сумасшедшую женщину… Стоп, гражданочка, куда вы это собрались? – заорал он, увидев, что жена, небрежно уронив на диван книгу и полуснимая нейлоновый халат, решительно направляется к платяному шкафу.– Я вас никуда не пущу в такой ветрище, мадама. Не пущу!
– Я обещала забежать к Садовской…