Повесть "Фатима"
Шрифт:
Давно, давно тот возраст минул,
Давно старухи этой нет;
С тех пор, как я аул покинул,
Промчалось много, много лет…
С тех пор я странствую немало
С сумой и посохом своим, -
Пою для всех и где попало…
Везде привет, везде любим…
Когда-то жизнь во мне кипела,
Вперед без страха я глядел, -
Искал борьбы, искал я дела…
Был близок к ним, но заболел…
Очнулся я в стране далекой,
Среди неведомых
Без сил к борьбе с судьбой жестокой,
С насмешкой чуждых мне людей…
Жизнь стала для меня укором,
А жить хотелось, видит бог!
Меж тем моим усталым взорам
Повсюду чудился острог…
Как я хотел предать забвенью
Порывы мысли роковой!..
Как челн над темной глубиной,
Я был покорен дуновенью
Едва приметного зефира…
Без сожаленья, без кумира,
Без слез, без ласки и привета,
Без искры радости и света
Мелькали смутной чередой
За днями дни… Обрыв крутой
Меня заставил оглянуться…
Вперед… туда?.. Назад… вернуться?.
Нет, лучше где-нибудь в сугробе
Сном непробудным почивать,
Чем в смрадном леденящем гробе
Оков бряцанию внимать…
Назад, назад!.. Когда б вы знали,
Мои случайные друзья,
Как взоры дня меня пугали,
Как солнца сторонился я!
Где беспредельна степь, как море,
Где чуть колышется река,
Там безграничны скорбь и горе,
Часы ленивы, как века…
Беспомощно слабеют ноги,
Бессильно замирает грудь…
Взглянешь назад – нет полдороги,
Вперед – как вечность, долог путь!.
И вот с мучительной тоскою
Из груди рвется тихий стон
С невыразимою мольбою
О смерти… Но все тот же сон:
Я вижу снежные вершины,
Ущелья, пышные долины
Далекой родины моей…
Я слышу песнь моих друзей…
Как барс, ужаленный стрелою,
Очнусь… бросаюсь вновь вперед…
Лечу неведомой тропою,
Пока вновь сердце не замрет…
Друзья, простите тягость речи
Скитальцу бедному, – порой
Избыток чувств и сладость встречи
Жемчужной искрятся слезой…
Простите, что родное блюдо
Слезами подслащаю я…
Клянусь вам, велико то чудо,
Что с вами греюсь у огня… -
Все молча страннику внимали, -
Мальчишка не доел чурек, -
Но, слушая, не понимали,
Откуда, что за человек?..
– Я вижу, – начал он с улыбкой, -
Вас удивляет мой убор…
Что делать? Он невольной шуткой
Смешит суровость наших гор;
Я не ропщу, – ведь перед вами
Певец-скиталец и пастух, -
Убог умом, богат
Кумир красавиц, враг старух…
Теперь иду, – здесь недалеко
Примолк над бурною рекой
Аул… На праздниках Пророка
Хочу забавить там игрой
Наиба… Чай, давно пеняет
Старик… Не так ли?..
–
Все молчат.
Кого в Наибе он теряет?
О чем те струны прозвучат,
Которые так запоздали
Узнать о смерти старика?
Зачем же слезы засверкали
В очах скитальца-кунака?
– Ужели, – гость спросил тревожно, -
Вопрос невинный вас смутил?
Зачем молчите? Все возможно, -
Наиб был стар… и слаб, и хил…
Быть может, он…
– Мой друг случайный,
Заговорил черкес седой, -
Ты облечен какой-то тайной…
Клянусь вот этой бородой,
Ты не певец родного края,
А то бы песнь твоя, рыдая,
Печальной повестью давно
Ласкала б слух… Но все равно,
Быть может, шел ты издалека
К Наибу передать привет
От Джамбулата, то жестоко
Промедлил… Старика уж нет… -
Глухим, подавленным рыданьем
Дополнил речь его кунак…
– Чем объяснить, ответить как
Его слезам, его страданьям?
–
Решал в раздумий глубоком
Черкес…
– Аллахом и Пророком
Тебя мы заклинаем, брат, -
Признайся, ты…
– Я Джамбулат…
III
У крайней сакли, под навесом,
Играет с маленьким черкесом -
Сынишкой – молодая мать.
Она старается поймать,
А он, бутузик, убегает…
Хохочет… Вот упал… кряхтит…
Она проворно подымает
Его, целует… он визжит,
Барахтаясь в ее объятьях…
Блажен, кто матери в занятьях
Служить помехой в детстве мог!
Но… что за робость?.. Чрез порог
Калитки Джамбулат не смеет
Переступить в счастливый двор…
Как ночью малодушный вор
Ввиду своей добычи млеет,
Томится и дрожит в засаде…
Вперед – нет мужества шагнуть,
Назад – позорным мнится путь, -
Куда же?.. Джамбулат в досаде
Сжал челюсти… «Ужель с щенком
Холопа ей не надоело
Дурить?» – и мощным кулаком
В калитку постучал он смело…
Внезапный стук смутил на время
Ребенка… Молодая мать
Пошла к калитке… «Гость – не бремя»,
Адату этому послушна,
Она привыкла принимать
Его во всякий час радушно.