Повесть о двух кораблях
Шрифт:
— Выходим к цели, — отозвался штурман. — Сто кабельтовов до заданных координат.
— Лейтенант Лужков, все готово к торпедному залпу?
— Все готово к торпедному залпу, — звонко ответил Лужков.
Даль стала проясняться. Снег падал медленнее и реже, открывалось бугристое, белеющее барашками море, горизонт светлел и отодвигался с каждой минутой. Ларионов прикусил губу.
— Штурман, сколько до заданной цели?
— Девяносто кабельтовов до заданных координат, — прозвучал голос штурмана.
— Будете докладывать дистанцию каждую минуту.
— Есть докладывать дистанцию каждую минуту!
— Прямо по носу слышу орудийную стрельбу, — доложил Гордеев. Он начал эту фразу громко и вдруг понизил голос, как будто враги могли услышать его.
Невнятный орудийный гул нарастал с каждой секундой.
С каждой секундой светлел и отодвигался горизонт.
Вот сейчас прояснится уже близкий берег, сигнальщики «Геринга» увидят «Громовой», тяжелый крейсер закроет эсминцу дорогу стеной заградительного огня.
— Шестьдесят кабельтовов до заданных координат.
«Шестьдесят кабельтовов, — думал Ларионов, — а я могу стрелять только с тридцати кабельтовов. И выведет ли меня штурман точно на цель? Трудная задача! И правильно ли я ориентировал его? Там ли сейчас «Геринг»?.. «Геринг» еще в снеговой завесе, а мы на открытом месте, он, может быть, уже запеленговал меня, уже, может быть, открывает огонь».
Даль по-прежнему гудела стрельбой, ветер свистел в снастях, хлопал брезентом ветроотводов, над мачтой светлело небо.
— Торпедный залп не давать без приказа, приготовиться к артиллерийскому залпу, — размеренным голосом сказал Ларионов.
Пятьдесят пять кабельтовов до заданной цели, — докладывал штурман. — С веста идет новый снежный заряд! — ликующе крикнул Гордеев.
И снова потемнело вокруг, все кругом затянуло мокрой белизной, снова летел в лица снег, этот желанный, необходимый сейчас снег. «Природа сочувственно относится к большевикам», — мелькнула в голове Калугина крылатая фраза доктора.
Калугин уже прочел свою речь в микрофон, теперь он стоял в глубине мостика. Он видел лицо Ларионова, будто вырубленное из мореного дуба, жесткий, окаймленный глубокими складками рот. Командир сбросил перчатки, положил голые руки на медные ручки телеграфа, весь в одном порыве наклонился вперед.
— Пятьдесят кабельтовов до заданных координат, — донесся подчеркнуто спокойный голос из штурманской рубки.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Обвес и чехол казенной части орудия обледенели. Они гремели, как листовое железо. Широбоков и досылающий Терещенко торопливо снимали их, в то время как установщик прицела Гулин, согнувшись на креслице в стальной коробке щита, прижался бровью к резиновой оправе оптического приспособления.
Краснофлотцы сметали снег с палубы. Как и все моряки орудийного расчета, Старостин надвинул на глаза тяжелую каску. Распоряжался негромко и звучно. Под белой сталью, пересекавшей лицо на уровне бровей, его черты казались особенно значительными, полными уверенного, почти надменного выражения.
Снова взлетела над полубаком волна, обдала моряков фонтаном длинных брызг.
— Смотрите, как бы заряды не замочило! — крикнул Старостин.
Вестовой Гаврилов, по-боевому стоявший вторым снарядным у пушки, стал старательно подтыкать брезент, укрывающий боезапас.
Все молча, стоя вокруг орудия, всматривались вдаль. Снег падал так густо, что до горизонта, казалось, можно было дотронуться рукой.
— Но вот снег стал лететь реже, горизонт отодвинулся, кругом просветлело. Будто вижу крейсер, матросы, — крикнул Гулин из глубины щита. Все подались вперед, всматривались изо всех сил. Но горизонт по-прежнему был затянут стремительно кружащимся снегом.
— Разговорчики! — сказал Старостин сквозь зубы.
— Улучшается видимость! — крикнул на мостике Гордеев, перегнувшись через ветроотвод.
— Сорок кабельтовов до цели! — донесся из рубки голос штурмана.
Лейтенант Лужков припал к оптике аппарата центральной наводки торпед, сжал до боли шершавую сталь штурвала. Снегопад прекратился. Совсем близко возникли белые обрывистые берега, свинцовая полоса воды между ними, посреди этой воды высокий и длинный силуэт корабля с поднятой к тучам многоярусной башней мачты. Штурман Исаев вывел корабль прямо на цель!
И командир тоже увидел силуэт «Геринга», сразу признал его, таким видел его в справочниках, на фото. Да, штурман вывел корабль на цель! Но если бы снегопад продержался еще хоть минуту!
«Еще рано давать торпедный залп», — думал капитан-лейтенант Ларионов. Но над палубой «Геринга» удлинились и вновь стали сокращаться стволы орудий. Значит, «Геринг» тоже увидел нас, повернул к нам пушки, сейчас будет залп...
— Огонь главным калибром! — скомандовал Ларионов артиллеристу. И Лужкову: — Дистанцию и пеленг. Стреляю одним первым аппаратом!
— Есть стрелять одним первым аппаратом! — повторил Лужков. Дал командиру пеленг и дистанцию, скорость и курсовой угол противника.
— Залп! — выкрикнул Агафонов. Прозвучал ревун, четыре прямых оранжевых огня метнулись от борта «Громового».
Но Ларионов еще медлил с торпедным ударом. Он еще выжидал. Выиграть хоть несколько секунд, подвести корабль ближе к цели! Две задачи решает командир корабля при торпедном ударе: максимальное сближение с врагом и расчет торпедного треугольника. Он еще недостаточно сблизился с «Герингом»! Но вот полыхнул залпом вражеский борт, и огромная стена воды, смешанной с огнем и дымом, почти скрыла из видимости «Геринг». Недолет!
— Дистанция... Пеленг!.. — вновь кричал Лужков сквозь грохот стрельбы.
— Первый аппарат! Залп! — скомандовал Ларионов.
— Первый аппарат! Залп! — крикнул Лужков в телефон.
Всей ладонью Афонин нажал большой круглый кнопочный замыкатель, почувствовал, как он сработал под рукой. Три торпеды вылетели из труб, пошли в сторону врага.
— Торпеды пошли хорошо! — доложил Лужков, перегнувшись через поручни.
— Право руля! За поручни держаться! — скомандовал Ларионов и дал «самый полный» в машину.