Повесть о граффах

Клубук Даша

Ирвелин Баулин была отражателем. Дар отражателя – создавать стены, твердые и крепкие, но при этом совершенно невидимые – такие, что ни один человеческий глаз не может за них зацепиться. Ирвелин сильно скучала по своему навыку. В детстве она называла свои стены щитами – ее оберегами от назойливости окружающего мира. И теперь, вернувшись в Граффеорию, чтобы добраться до самой высокой полки платяного шкафа, она создавала невидимую ступеньку, поднималась на нее и хватала добычу. А после – ступенька исчезала, с гордостью выполнив свое предназначение.

На следующее утро после возвращения Ирвелин снова вышла на Робеспьеровскую. Она постаралась

выскочить из дома как можно раньше, чтобы избежать компании того настырного граффа, Августа. И у нее получилось, парадная томилась в утреннем безмолвии без лишних свидетелей. Подставляя лицо осеннему солнцу, Ирвелин Баулин неспешно вышагивала по петляющим улицам. В ее голове играла музыка, ее пальцы в аккомпанемент сознанию прытко отбивали ритм на юбке три четверти, а ее большие глаза смотрели вокруг с нескрываемым удовольствием.

Кажется, столица Граффеории не желала идти в ногу со временем и осознанно застыла в средневековье. Низкие каменные дома выстроились в шеренгу, заслоняя собой дворы и площадки. В бескрайнее небо глядели треугольные крыши, покрытые «чешуйками дракона» – гордостью столичных материализаторов или попросту зеленой черепицей. Каждый гость королевства мог оценить здесь обилие скверов и садов, блестящие воды реки Фессы, каменные фасады и круглые слуховые окошки. Тех тринадцати лет, что Ирвелин отсутствовала, будто и не было. Граффеория встречала ее в своем прежнем обличии, а воздух Граффеории, как и прежде, был пропитан явными странностями.

Многие из встречающихся на пути левитантов не шли, а парили в полуметре от земли. Некоторые из них даже пренебрегли уличной обувью, брыкая ступнями в носках; прохладный осенний ветерок левитантов ничуть не смущал. Временами по улицам проскальзывала темная вертикальная тень, огибая на своем пути спокойно шагающих граффов. «Даже в таком ненормальном месте, как Граффеория, приведений не существует!» Вы – не графф, если не произносили эту фразу хотя бы дважды. Тенями были эфемеры, которые, всего вероятней, куда-то сильно опаздывали и включили свой навык скорости на полную мощь.

Несмотря на откровенные чудеса, которые происходили в дневное время и у всех на виду, мало кто из прохожих обращал внимание на летающих людей. За всю прогулку Ирвелин заметила лишь одну пожилую пару, которая прижалась к киоску с сувенирами и с глазами, переполненными вежливым ужасом, наблюдала за будничной жизнью граффов. Продавец в киоске добродушно умилялся им, натирая маслом сувениры в виде Белого аурума.

Дошагав до улицы Доблести, Ирвелин свернула налево. Вдалеке замелькали башни Мартовского дворца, и она в предвкушении ускорила шаг. На ближайшем перекрестке Ирвелин заприметила угловатый дом цвета спелой сливы. Пропустив спешащего велосипедиста, она подошла ближе и подняла взгляд на железную вывеску, дугой закрепленную на камне. «Вилья-Марципана» – гласило железо. Ирвелин посмотрела в высокие окна с мелким переплетением. Там, в глубине застарелого помещения, посреди плотно расставленных столов и стульев притаился неожиданный персонаж – одинокий черный рояль. Его величественный облик шел вразрез с обстановкой вокруг: облупленные стены, холодный пол, низко спущенные старые люстры. Ирвелин так восхитило сочетание несочетаемого, что ее рука уже дернула за ручку, а ноги уверенно переступали порог.

Как только она оказалась внутри, ее слух полоснул строгий, чопорный голос:

– …Остывают в печке. Принеси три корзины. И мешок сахара. Нет, лучше два мешка. Да

побыстрее, Клим, у нас новый посетитель.

За стойкой стояла вытянутая по струнке смуглая женщина. Ее волосы с редкой проседью были собраны в тугой пучок – ну точь-в-точь луковица! – а длинный крючковатый нос придерживал круглые очки со свисающей вниз цепочкой.

– Мне кофе, – сказала Ирвелин, подойдя ближе.

Женщина опустила голову и взглянула на нее поверх очков.

– Доброе утро, госпожа. – Ее взыскательный тон напомнил Ирвелин об одной условности – приветствии, о котором она, увы, частенько забывала.

– Да, доброе утро.

Некоторое время женщина молча изучала ее лицо и короткие волосы, словно прикидывала, достойна ли эта грубая незнакомка их дивного напитка. Решив, видимо, что достойна, женщина отвернулась и громче требуемого произнесла:

– Клим, один кофе. Живее!

Из узкой двери за барной стойкой послышался какой-то грохот, следом – треск, а через мгновение из двери вышел парень с рыжей, как янтарь, шевелюрой. В его руках – два огромных мешка, а в глазах – полнейшее безразличие к происходящему. Оставив грохот без комментария, женщина молча указала подчиненному сначала на пол, потом на кофемашину, а после вернулась вниманием к Ирвелин.

– Что-нибудь еще для вас?

– Только кофе. – И, подумав, прибавила: – Благодарю.

Рыжий официант взглянул на Ирвелин из-под громадной стопки белоснежных чашек. Взглянул – и тут же скрылся.

– С вас две реи, – сообщила женщина.

Ирвелин вынула из рюкзака монеты и положила их на стойку. Рука женщины с неожиданно идеальным маникюром подобрала монеты и закинула их в кассу.

– Можете присаживаться.

Этим ранним утром кофейня была почти пустой, лишь несколько граффов, изрядно зевающих, читали за столиком газеты. Ирвелин заняла ближайший к роялю столик, в самом углу зала, и принялась с любопытством осматривать инструмент. Его волнистую крышку, изгибы крепких ножек, золотой отлив педалей. Несмотря на благородный вид, рояль был укрыт толстым слоем пыли, из-за чего Ирвелин решила, что за него не садились уже пару столетий.

– Кофе на двенадцатый столик!

Скрипучий голос женщины отвлек Ирвелин. Она повернулась на голос, и весьма вовремя. В этот момент к ее столику летела испускающая пар чашка. Порхая над полом, блюдце стремительно приближалось. Рыжий официант по имени Клим стоял у стойки и мановением руки управлял заказом Ирвелин. Миг – и чашка с легким бренчанием приземлилась перед ней. «Штурвал», – со знанием дела заключила Ирвелин.

Спокойствие, все это время царившее в зале «Вилья-Марципана», было нарушено спустя несколько глотков. В дверь кофейни вошла шумная компания, обсуждая что-то настолько грандиозное, что их громкие голоса, казалось, разлетались по всему полушарию. Ирвелин приняла компанию за студентов и уже начинала терять к ним интерес, как среди толпы она заметила своего соседа, того самого Августа.

Такое совпадение могло статься поразительным, если бы не было таким удручающим. Повинуясь инстинкту, Ирвелин ближе подвинулась к роялю и нагнулась. Возможно, ей повезет и он ее не заметит.

– Салют! – раздался знакомый голос над правым ухом. Миг Ирвелин надеялась, что Август обращался не к ней, но когда она подняла голову, то с прискорбием увидела счастливое лицо прямо над своей чашкой. Не утруждая себя манерами, Август Ческоль уже расположился за ее столиком. – Ранние подъемы укрепляют дух, верно?