Повесть о граффах
Шрифт:
Она махнула рукой, и дверь откинулась обратно к стене, да так резко, что Ирвелин еле удержала равновесие и подаренные ранункулюсы.
– Дело в том, – продолжала Мира, – что мы с Августом поспорили. Он говорит, что я не смогу уговорить вас прийти к нам. Я же убеждена, что смогу. Буду вам весьма признательна, если вы поможете мне выиграть этот спор. На кону десять рей. К тому же Август становится страшно противным, когда побеждает. Примем это за женскую солидарность. По рукам?
Ирвелин смотрела на блондинку и изумлялась: как та могла произносить так много слов и так быстро?
– Я не могу вам помочь, – отрезала она.
Мира склонила голову,
– Вы определенно не человек-губка.
Ирвелин одним взглядом выдала свое замешательство.
– Ну человек-губка! – повторила Мира, удивляясь, как можно не знать таких элементарных терминов. – Человек как губка – мягкий и податливый. От таких можно добиться чего угодно. А вы, Ирвелин, не человек-губка.
– Это разве плохо?
– Ну вот, у нас уже начинается диалог.
Еще долгих и мучительных десять минут Мирамис Шаас уговаривала Ирвелин пойти к Филиппу Кроунроулу. Ирвелин упиралась как могла и давно бы распрощалась с наглой Мирой, если бы не дверь, которую блондинка все еще удерживала даром штурвала.
Сдалась Ирвелин после того, как Мира сообщила ей о склонности их общего соседа господина Сколоводаля к дебоширству. Он, говорила Мира, за несогласованное собрание в парадной может и кипятком облить. Не то чтобы Ирвелин испугалась этого господина Сколоводаля, о котором она знала уже больше, чем о ком-либо другом в Граффеории, просто сопротивляться напору этой блондинки с каждой новой минутой ей было все трудней.
Когда девушки поднялись на четвертый этаж, Мира с уверенностью быка ворвалась в квартиру под номером одиннадцать. Дверь, по всей видимости, была не заперта. Ирвелин засеменила вслед за ней, осторожно прикрыв за собой дверь.
Хоть она и знала Филиппа Кроунроула, но в гостях у него никогда не была. Вместо прихожей – длинный коридор, с запертыми комнатами по обе стороны. На стенах мерцали домашние бра, звуки шагов заглушал мягкий ковер. Мира вбежала в крайнюю дверь справа. Ирвелин послушно последовала за ней, размышляя при этом, во сколько ей надобно вернуться домой, чтобы успеть проиграть парочку новых прелюдий.
– Эй, Ирвелин! Заходите сюда!
И Ирвелин вошла, после чего ей пришлось напрочь позабыть о своих прелюдиях.
Очутилась она в комнате справедливо необычной. Перед ней раскинулась большая библиотека – огромная библиотека, бескрайние стеллажи которой увязали в густом лесу.
Дверь, из которой шагнула Ирвелин, выходила на центральный проход между двумя длинными очередями из стеллажей. Чем глубже стеллажи уходили вдаль – тем дремучей был лес. Книжные полки проходили сквозь толстые стволы дуба и бука, чьи размашистые ветви заполоняли собой все вокруг. Паутинообразные корни переплетались между собой, как рождественские гирлянды, смотанные на скорую руку, и занимали все нижние полки; сквозь корни виднелись стопки из корешков книг. Освещалась библиотека лишь тусклым светом от напольных фонарей, обросших пожелтевшим мхом. Тусклый свет легкой дымкой освещал и мансардный потолок, по темным стеклам которого молотил дождь. И здесь, в этой библиотеке, будто сошедшей со страниц детской сказки, нашли свое прибежище не менее тысячи книг и фолиантов.
Разумеется, это была иллюзия. Иллюзия впечатляющих масштабов. Какое-то время Ирвелин не двигалась и жадно смотрела на раскинутое перед ней зрелище. Этот иллюзорный лес был неотличим от настоящего, если не брать во внимание паркет вместо земли и мансардный потолок вместо неба. С трудом вырвавшись из оцепенения, Ирвелин услышала голоса Миры и Августа. Оба граффа сидели в нише справа, где был расположен целый альянс из мягкой мебели и низких столиков, а завершал альянс старинный швейный станок, который Август варварски использовал в качестве вешалки для куртки.
– Куда подевался Филипп? – спросила Мира, откинувшись на подушки.
– Отошел в другую комнату, какие-то важные дела по работе, – ответил Август, который сидел как надутый вельможа, с поднятыми на стол ногами и раскинутыми по бокам руками. – Ирвелин, приветствую! – Он почтительно кивнул ей и повернулся к блондинке: – Мира, в глубине своей души я знал, что ты не подведешь. В далекой-далекой глубине.
– Хватит болтать, Ческоль. С тебя десять рей. – Мира вытянула ладонь.
– Мы разве на десять рей спорили? Не на пять?..
Ирвелин отвернулась от них. Сгорая от желания рассмотреть поближе библиотеку, девушка зашагала по центральному проходу. Она проходила ряд за рядом и ловила взглядом все вокруг: деревянные приставные лестницы, крученые вензеля на торце стеллажей, иллюзорные листья, раскинутые поперек полок. В конце третьего ряда, по левой стене библиотеки, она увидела большой питьевой фонтан. Выполненный из природного камня, фонтан журчал водой, которую выплевывала каменная голова усатого мудреца. Сразу так и не поймешь – иллюзорный был фонтан или настоящий?
Ирвелин прошла в следующий ряд. Несколько стеллажей здесь изрядно прогнулись под грузом зеленых крон, однако скукоженные полки продолжали стойко выполнять свою миссию: оберегать истории, закупоренные в ветхую оболочку из страниц и переплетов. Ирвелин остановилась и начала всматриваться в сами книги.
Здесь были и потрепанные экземпляры, со стертыми обложками и торчащими из-под швов нитками, и совсем свежие издания, с перламутровым блеском и рисунками. Подойдя ближе, Ирвелин пробежалась по названиям. Каких только книг и сочинений здесь не было! Бессмертная классика и томики со стихами, книги по кулинарии, по вокальному мастерству, даже энциклопедия по вышиванию в трех томах. Ниже, под энциклопедией, стоял прикладной учебник для иллюзионистов с крайне поэтичным названием – «Художники, краски которых – весь мир», а справа Ирвелин заметила увесистый фолиант. Его, право, сложно было бы не заметить. Корешок книги был таким толстым, что с легкостью смог бы уместить в себе по меньшей мере пять обычных книг. «История Граффеории: правда и то, что за нее выдают».
Ирвелин слышала об этой книге – рукопись, пережившая в свое время лаву из критики. По слухам, в ней подвергались сомнению многие факты из общепринятой истории королевства, а автору книги, Феоктисту Золлу, даже пришлось бежать из Граффеории, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь вдали от преследований. Потратив на размышления не больше дюжины секунд, Ирвелин вытащила бордовый фолиант из тесных объятий других книг.
– Выбрала себе чтение?
От неожиданности Ирвелин чуть не выронила книгу. Она обернулась. В начале ряда стоял не кто иной, как Филипп Кроунроул, и наблюдал за ней. Ирвелин тотчас узнала его, хоть внешность Филиппа под гнетом времени сильно изменилась. Вместо непоседливого мальчишки с грязными коленками перед ней стоял статный графф в рубашке и брюках; его черные волосы были зачесаны по бокам назад. Личина истинного интеллигента, руки которого, как и полагается в высоких кругах, были укромно спрятаны в карманах. На его фоне Ирвелин, облаченная в домашний халат, выглядела весьма комично.