Повесть о хлорелле
Шрифт:
Нечто подобное повторилось и здесь. Когда директор ботанического сада предупредил вновь прибывшего сотрудника, что работа над хлореллой тематическим планом не предусмотрена, Свиридов увлекся цветоводством. Ничто другое больше не интересовало его. Прошло немного времени, и ему удалось сделать важное наблюдение, за которым, как всегда, последовало заключение, стоящее на грани фантазии.
Его внимание привлекли луковицы гиацинта, завезенные из Голландии. Прекрасные, душистые, но слишком дорогие для широкого распространения в стране. Свиридов нашел способ размножать гиацинты в теплице. Одна луковица порождала десятки других, прежде чем ее высаживали в почву. Они рождались в ящике, уложенные рядом под лучами греющего солнца. Способствовало этому незначительное ранение — крестообразный надрез или удаление донца луковицы.
Нет, Свиридова нельзя оставлять наедине со своими мыслями, жена это знала лучше других.
Одни только раз он но позволил чувствам взять верх над рассудком и отказался от рискованного умозаключения. Удивительные опыты, порожденные смелой идеей, не вскружили ему голову.
В поисках средств изменять природу цветов, вызывать в них полезные перемены, Свиридов пришел к мысли растить их в опрокинутых вазонах, как бы головой вниз. Мысль ученого исходила из того, что, помимо света, пищи и тепла, на растении отражается сила его собственной тяжести. Так, свет клонит ветви и листья в сторону источника освещения, а сила тяжести дерева направляет их вертикально вниз. Под этим двойным воздействием изгибаются ветви, повисают и поворачиваются листья. От преобладания того или другого влияния зависят, таким образом, внешние очертания растения. Пирамидальный тополь и кипарис с прижатыми к стволу ветвями, вероятно, более покорны земному тяготению, чем действию света. Развесистый клен всем своим видом как бы подтверждает, что эти силы в нем уравновешиваются. Возможно ли, чтобы сила тяжести, так наглядно отражающаяся на внешних формах растения, не влияла на его внутренние отправления? Что если растение перевернуть, заставить расти вершиной вниз? Сила тяжести, перенесенная с корней на листву, несомненно отразится на сроках, интенсивности цветения, а также на свойствах семян.
Свиридов не ошибся — и сроки, и интенсивность цветения изменились. Ученый извлек полезный урок, открыл способ влиять на врожденные свойства растения, получать семена, с особенностями, не похожими на родительские, и на этом остановился. Пусть другие продолжат его труд, ему этого не позволит хлорелла.
Было теплое августовское утро. Солнце рано начало припекать, и день обещал быть жарким. В последние недели не было дождей и ночи не приносили прохлады.
Свиридов по обыкновению проснулся рано, принял чуть теплый дуга, проделал легкую гимнастику и, усевшись в кресло, долго и тщательно обрезал и подпиливал ногти. В такие минуты домашние обычно не заговаривали с ним, угадывая, что за этим кроется напряженная работа ума. Ровно в восемь часов он напился чаю, прослушал по радио последние известия и устремился к книжным шкафам. Надо было навести ряд важных справок по физике, главным образом по люминесценции. В лаборатории его ждал важный ответ: способна ли хлорелла развиваться без солнца? Известно, что она выживает в темноте, сохраняя при этом зеленую окраску. Лишенная возможности создавать себе питание из солнечной энергии и углекислоты, она извлекает его из воды. Известно также, что хлорелла развивается под лучами искусственного света. Заключенная в закрытый бассейн, освещаемый изнутри лампами накаливания, она весьма успешно размножается. Лампы дневного света с большим успехом заменяют хлорелле солнце, а неоновые — позволяют собрать огромный урожай. Если эти результаты верны, хлорелла может развиваться во всякое время суток, в любое время года и в различных географических широтах.
Свиридов решил эти опыты проверить. Жаль упущенного времени. Как много бы
В половине десятого утра все книжные шкафы были распахнуты и всюду лежали раскрытые книги. Диван и стол были усеяны словарями и справочниками, на подоконнике громоздились энциклопедии, Свиридов рылся в папках, разложенных на стульях, и торопливо что-то записывал. В такие часы, определяемые домашними, как «часы пик», никто в кабинет не заглядывал.
Анна Ильинична тем временем принималась за другое. У нее всегда много дел, неслыханно много. Она мало отдыхает, за пять часов выспится и тотчас же сядет за порученные ей мужем дела.
— Когда ты только спишь? — спрашивал он ее.
— Я отоспалась у родителей, — отвечала жена. — Там не было забот и некому было будить меня.
Свиридов забывал, что она — и мать, и жена, и научная сотрудница — нужна семье, а больше всего ему самому, и был к ней строг в своих требованиях.
— Не жди от меня догадок и инициативы, — говорила она мужу, — голова моя занята, ты можешь только располагать моими руками… Мои друзья тебе рассказывали, какой я была способной и изобретательной. Тогда все обстояло иначе, у меня не было нынешних забот.
Все минуты его жизни у нее на учете. Сейчас он обдумывает результаты опыта… Минут через двадцать пойдет на опытный участок, вернется через час и засядет за микроскоп… От этой работы его не оторвешь — у нее будет тогда время заняться собой… Иногда ей вдруг становится легко и приятно. Причин как будто нет, а на душе отрадно. Когда еще она догадается, что то было радостное ощущение свободы и покоя — муж спит, и ничего ему в этот час от нее не надо… Иной раз среди ночи беспокойная мысль разбудит ее: неужели она забыла — он о чем-то просил ее напомнить, что-то сделать для него. Или это ей только приснилось?
В десять часов к Свиридову пришел знакомый профессор. Он опоздал на полчаса и по этому поводу долго извинялся. Пунктуальность Самсона Даниловича, над которой многие посмеивались, была в его доме обязательна для всех. Профессор пришел за научной консультацией и между делом вспомнил, что дал положительное заключение относительно переоборудования рыбного завода, рассчитанного на использование хлореллы. Гость говорил о том, как хорошо, когда дети продолжают дело отцов, хотя знал, что его рассуждения не доставят отцу удовольствия. Свиридов дал профессору нужную консультацию и, провожая его к дверям, спросил:
— Вы пришли к убеждению, что завод надо переоборудовать. Значит ли это, что вы одобряете также самый способ кормления рыб?
Профессор пристально взглянул на Свиридова, как бы с тем, чтобы решить, какого ответа ждут от него, и, видимо, не разобравшись, бессмысленно закивал головой и крепко потряс Свиридову руку.
В десять часов двадцать минут Самсон Данилович и жена отправились в ботанический сад. Прежде чем приступить к работе, он обошел лабораторию и оранжерею, поздоровался с сотрудниками и переменил воду в вазе с цветами, которые ему аккуратно приносила жена. Пришел черед проверить поставленные опыты, и Свиридов повеселел. Размышления о хлорелле настраивали его на поэтический лад, и мысленно он в честь ее произнес волнующую оду… В одну из таких торжественных минут Свиридов предложил своему сослуживцу назвать новорожденную дочь Хлореллой.
Пока помощница измеряла и взвешивала прирост водорослей в бассейне, освещаемом неоновым светом, ученый думал о другом. Он приберег для жены некоторые мысли, они несомненно понравятся ей. Она должна согласиться, что человечество живет не по средствам, расточительство достигло предела. Или люди возьмутся за ум, или вконец разорятся… От правды никуда не денешься: земле достается лишь одна шестимиллиардная часть солнечной энергии, и даже эту подачку мы не умеем использовать… Сколько раз говорилось, что каждый луч солнца, не уловленный зеленым листом, безвозвратно потерян. Мы не можем увеличить приток этой энергии, но можем умножить ее накопление… Ведь в некоторых опытах хлорелла накопляла до шестидесяти пяти процентов солнечной энергии!