Повесть о художнике Айвазовском
Шрифт:
Давно уже в кофейне не происходило ничего необычного. Время тянулось медленно, и каждый день был похож на предыдущий, рак похожи близнецы.
Так незаметно и безрадостно для Ованеса прошла весна в ежедневных хлопотах и суете.
Даже скрипка теперь не могла утешить его и заменить ему утраченные радости детства.
На смену весне пришло сухое феодосийское лето с его зноем.
В прошлом году Ованес мог в любое время купаться с друзьями. Как беспечно резвились они тогда в воде, подражали кувырканью дельфинов, ныряли и шумно отфыркивались!
Теперь же рано
Вот и сегодня он торопится в один богатый дом на Арабатской улице.
Ему нужно спешить, потому что хозяин-грек не терпит, чтобы опаздывали. Вчера на полчаса позже прибежала судомойка Ашхен, у нее заболела девочка, так хозяин кричал на нее и чуть не прогнал с работы.
Мальчик глубоко и печально вздохнул. Сегодня такое яркое солнечное утро! Небо и море, будто хорошо отдохнув ночью, теперь приветливо улыбаются друг другу. Большое ослепительное солнце скоро прогонит утреннюю дымку, которой еще задернуты горы, а пока что его лучи дробятся и сверкают на голубой с прозеленью морской глади. Несколько минут Ованес стоит, любуется этим бескрайным простором и думает, что, может, он успел бы еще выкупаться. Но сверток с рукоделием, который он крепко держит под мышкой, напоминает ему о его обязанностях.
Поборов искушение, мальчик быстро спускается с холма и бежит на Арабатскую улицу.
Добежать до высокого дома с колоннами, куда он часто относит рукодельные работы матери, и отдать сверток важной дородной купчихе, ему ничего не стоит.
Освободившись от поручения, Ованес поворачивает к греческой кофейне, но на половине дороги прикидывает, что у него осталось еще полчаса, и он все же успеет выкупаться.
Приняв это решение, Ованес узкими переулками устремляется к морю.
Но, выбежав на берег, он опять останавливается как зачарованный: в открытом море вдали идет эскадра кораблей. В Феодосию часто приходили отдельные корабли, но группами — почти никогда.
Ованес за свою жизнь видит эскадру только второй раз. Ему хочется скорее, пока корабли не вошли в бухту, нарисовать их. В карманах у него всегда есть куски самоварного угля. Хотя он помнит запрет отца — не пачкать углем стены, но изредка его нарушает, и на этот раз он удержаться не может. Ведь так редко приходится любоваться целой эскадрой кораблей!
Ованес оборачивается и видит невдалеке белый нарядный дом почтенной горожанки Кристины Дуранте. В несколько прыжков он уже там и в каком-то самозабвении начинает наносить контуры кораблей на гладкую поверхность стены.
Лихорадочно рисуя, он впервые испытывает досаду: ему жаль, что у него нет ни цветных карандашей, ни красок, которые он видел в большой лавке на базаре. Будь у него карандаши или краски, можно было бы передать голубой с зеленым отливом цвет моря и розоватые от утреннего солнца паруса.
Ованес думал об этом как раз в тот момент, когда заканчивал рисовать, и вдруг он вскрикнул от неожиданной боли. Маленькие, но сильные и цепкие пальцы Кристины Дуранте крепко держали его за уши.
— Так это ты постоянно пачкаешь стены моего дома, маленький лацарони? Из-за тебя я чаще других соседей должна белить его! Почему ты облюбовал именно мои стены? — кричит разгневанная владелица дома, больно теребя ему уши. — Сидел бы возле матери и пачкал стены отцовского дома!
— Но стены вашего дома, госпожа Дуранте, такие гладкие, уголь так хорошо ложится на них, и рисунки получаются такие красивые!.. Вот взгляните сами, — превозмогая боль и подражая взрослым, рассудительно и немного вкрадчиво возражает маленький хитрец.
— Бог мой, он еще смеет расхваливать мне свои рисунки! — всплескивает руками женщина.
Почувствовав, что его уши свободны, маленький Ованес кидается наутек.
Но далеко убежать ему не удается. Прямо из-за угла выходит городской архитектор Кох. Ованес с разбегу налетает на него.
— Куда ты так несешься? — спрашивает архитектор, еле удержавшись на ногах.
Коха Ованес знает хорошо. Тот знаком с его отцом и бывал у них дома. Недавно он даже похвалил его рисунок. Ованес, у которого опять не было бумаги, нарисовал на стене отцовского дома фигуру бравого солдата во весь рост с ружьем. Прохожие толпами останавливались и простодушно дивились. Один старый ветеран, служивший еще при Суворове, стоял дольше других.
— Служивый вышел-то как живой, того и гляди песню запоет или прикурить попросит, — одобрил рисунок солдат.
Ованес очень обрадовался его похвале. В этот же день под вечер зашел архитектор, долго разглядывал художество и тоже похвалил. После этого отец разрешил оставить рисунок на стене. Поэтому Ованес не испугался, столкнувшись теперь с Кохом, а даже обрадовался: в случае, если госпожа Дуранте пожалуется отцу, архитектор за него заступится.
Мальчик, волнуясь, чистосердечно рассказывает о случившемся. Архитектор с минуту стоит, раздумывая, а потом, решительно вмяв его за руку, говорит:
— Пойдем, ты мне покажешь свой рисунок.
— Нет, нет, я не пойду! — горячо возражает мальчик. — Она еще там и опять начнет драться.
— Не бойся, при мне она тебя не тронет.
Действительно, когда Ованес со своим покровителем возвращается к дому Дуранте, она еще продолжает причитать и жаловаться, что сладу нет с босоногими мальчишками, но, увидев архитектора, Кристина Дуранте начинает жеманиться и мягко выговаривать Ованесу.
Архитектор подчеркнуто сухо замечает:
— Прошу вас не волноваться, госпожа Дуранте, я пришлю своего помощника с рабочими, и они приведут ваши стены в такое состояние, в каком они еще никогда не были…
Больше он с нею не разговаривает, не слушает ее благодарностей, а внимательно рассматривает рисунок маленького живописца. Затем он берет Ованеса за руку и ласково говорит:
— Пойдем, милый, мне нужно с тобой поговорить и кое-что показать тебе у себя дома.
Тут Ованес вспоминает, что ему нужно спешить в кофейню, что он уже и так опоздал и не знает, как теперь показаться на глаза хозяину.
Архитектор ласково гладит мальчика по голове. Он не может скрыть свое волнение.
— Забудь о кофейне. Ты туда больше не вернешься. Тебе нужно учиться живописи.