Повесть о моем друге Игоре
Шрифт:
— Люлюшки, пока!
Дома Лида спросила его, что он видел в лесу. Он старательно перечислил:
— Мухи, жук, мяч, луна, шишка, люлюшки.
Очень любит колбасу, которую называет “касаба”. К этой “касабе” у него очень нежное отношение, поэтому он часто называет ее не просто “касаба”, а уменьшительно: “касабачка”. Хотя в таком варианте слово искажено до неузнаваемости, но грамматически оно образовано правильно, то есть в соответствии с законами
Теперь в нашем доме колбаса вообще переименована в “касабачку”. Никто из нас не скажет:
— Хочется колбасы.
А:
— Хочется касабачки.
Или:
— Касабачку будешь есть?
Или:
— Какой касабачки купить: любительской или языковой?
И т. п.
Родители научили его говорить спасибо. Удивительно, что ребенок, которому исполнилось лишь два года, в совершенстве понял смысл благодарности.
Подошел как-то ко мне, протянул резиновый шарик, из которого вышел воздух, и попросил надуть. Надув шарик, я отдал ему. Он взял его и сказал:
— Спасибо.
Это “спасибо” удивило меня. Я-то воображал, что ребенок в этом возрасте способен поблагодарить за полученную конфетку или игрушку, вообще за что-нибудь имеющее материальное выражение. В данном случае он благодарил за труд, за внимание, за заботу, то есть за то, что, казалось, было выше его понимания.
Однажды попросил меня застегнуть ему верхнюю пуговицу на пальто, и, когда я исполнил его просьбу, он, ни на секунду не задумавшись, как бы машинально сказал:
— Спасибо.
И побежал играть.
В другой раз не мог сам открыть дверь. Я отворил ему. Тоже сказал:
— Спасибо.
Мылся однажды в ванне. Говорит:
— Горячо.
— Ну я прибавлю холодной, — говорю я.
Отвернул кран.
— Вот попробуй, — говорю.
Он протянул под кран руку, почувствовал, что вода стала прохладнее, и говорит:
— Спасибо.
В зоопарке он, увидев толпу у загородки с зеброй, попросил:
— Подними.
Я поднял его, так чтоб он мог рассмотреть зебру, и, когда опустил обратно на землю, он опять же сказал:
— Спасибо.
Играл во дворе с мячиком. Мяч выкатился за решетку забора на тротуар. Шедшая по улице женщина с хозяйственной сумкой в руках, видя, что он не может дотянуться до мячика, подняла его и просунула сквозь прутья ограды. Она была так удивлена, услышав от него “спасибо”, что даже головой покачала. Постояла, глядя, как он с мячом играет, после чего сказала:
— До чего воспитанный! Это же надо!
Как-то играл он в парке в песочнице и попросил у какого-то малыша лопатку. Когда тот ему дал, Игорь сказал:
— Спасибо. — И добавил: — А ты мне скажи — пожалуйста.
Петр рассказывал Игорю “Муху-Цокотуху” Чуковского: “Пошла муха на базар и купила чайник…”
Муха купила, конечно, самовар, но слова “самовар” Игорь не знает, а для чего нужен чайник — это он уже хорошо усвоил.
Дальше стихотворный текст Петр забыл и перешел на вольный прозаический пересказ сказки о том, как муха угощала жучков, паучков, комариков; дала им чаю…
— Сладкого, — подсказал Игорь.
Потом комарики забрались на стол и стали там танцевать.
Такая акция со стороны комариков очень развеселила Игоря. Он громко смеялся, очевидно наглядно представляя себе, как эти насекомые забрались с ногами на стол и отплясывали там, кто как умел.
Однажды Петр вышел с Игорем на улицу. Игорь от него вырвался и побежал вдоль по тротуару. А навстречу шла незнакомая женщина и спрашивает:
— Да куда же ты это бежишь так?
А он только махнул рукой и говорит:
— Да ну тебя!
Мы с Таней ездили на три недели в Ленинград. Как только Игорь появился у нас, когда мы приехали, он сразу сказал:
— Утки, утки.
Это он вспомнил, как мы в последний раз перед отъездом ходили с ним в зоопарк и кормили хлебом уток в пруду.
Пока мы отсутствовали, в его речи произошли сильные изменения: я у него уже не “дидя”, а “дедушка Коля”, или просто “дедушка”; Таня — не просто “баба”, а “бабушка”, или, как у него иногда получается, “бабочка”.
Очень понравился ему миниатюрный кусочек душистого мыла, который Таня привезла из Ленинграда. Он раза три нарочно мыл этим мылом руки под краном, хотя терпеть не может умывания.
Решил взять мыло домой, но запротестовал, когда я положил мыло в пустой спичечный коробок. Дважды заставлял меня вынимать мыло из коробка и носил его, зажав в кулаке. Насилу я уговорил его положить мыло в карман. И то он поминутно совал руку в карман и проверял, лежит ли там мыло.
Лида рассказывала, что, когда мы уезжали в Ленинград, Игорь, лежа в постели, играл с автомашинкой: везет ее по подушке, потом поворачивает в сторону и говорит:
— Поехали к диде Коле.
Нежные родители приучили его целоваться при расставании. Теперь, ложась спать, он целует подаренную ему деревянную лошадку и просит отца:
— Поцелуй лошадку.
Однажды, когда родители уходили с ним от нас, он, находясь уже на лестнице, вдруг поднял отчаянный крик.