Повесть о пережитом
Шрифт:
В 1932–1935 годах внутренняя обстановка в СССР была очень сложной, и перспектива ввязаться в войну с Японией никого не устраивала. Пришлось «поступиться принципами» и в 1935 году «уступить» КВЖД со всем имуществом за чисто символическую цену. Японцам дорога досталась за 149 миллионов иен. Если я не ошибаюсь, в то время за 1 доллар давали 2 иены. Уже был такой случай, когда царь сдуру продал Аляску Америке за 90 миллионов долларов. Но то была ледяная пустыня, которую России вовек не поднять было. А в этой сделке Япония получала отлаженный механизм, имеющий суточный оборот, перекрывающий всю внесенную плату чистой прибылью. Разные исторические параллели, общее в них одно – всегда внакладе оставалась Россия. Построена КВЖД была в 1897–1903 годах Россией на свои средства. По условиям русско-китайского договора,
Последующие события касались не только нашей семьи. Водоворот захватил тысячи людей. Новая администрация железной дороги предложила всем советским служащим освободить занимаемые ими места. Всем. Сразу появилось пятьдесят тысяч вакансий, на которые кинулись изголодавшиеся «бывшие». Договор о переуступке прав на КВЖД предусматривал организацию массовой эвакуации советских рабочих и служащих в Россию. Ясно, что дорога оставалась на какое-то время без квалифицированных кадров, – это для новых властей было не очень желательно. Как всегда в таких случаях, начался шантаж вокруг советского гражданства. Уговаривали почти каждого. Только выбор был очень небольшой.
Во-первых, если вы работающий железнодорожник – вы можете остаться на своем месте, но должны отказаться от своего гражданства и получить «вид на жительство», приравнивающий вас в правах к эмигрантам. Вас даже могут повысить по службе. Высокую плату предлагали за предательство.
Во-вторых, если вы не работаете на железной дороге, но хотите после эвакуации работников КВЖД остаться в Харбине – вам предлагают сменить гражданство на любое другое (так просто стать подданным любого государства?). Значит, тоже стать эмигрантом, отказаться от Родины.
В-третьих, если вы безработный, но хотите остаться советским гражданином и жить в Маньчжурии – вы теряете право на переезд в СССР за счет государства со всеми вытекающими последствиями. Сумеете ли вы сохранить гражданство? А это ваша проблема.
Как быть безработным в этой стране с советским паспортом на руках, это мы уже попробовали и наелись досыта. Страдали, мучились, но берегли свое подданство, чтобы выучились дети, чтобы сохранилась для нас Родина, и ни одной минуты мы не колебались: едем со всеми, возвращаемся в Россию.
В советском консульстве начали готовить списки и формировать группы отъезжающих. Одними из первых мы отнесли наше заявление. Но и противник не дремал. Специально подобранные агенты-пропагандисты, не «бывшие» (тем веры не было), а «свежебежавшие» из СССР, ходили по домам и рассказывали о зверствах большевиков. Говорили о голоде на Украине, унесшем сотни тысяч жизней, о раскулаченных, о ссыльных переселенцах и других тысячах невинно пострадавших. Страшные вещи рассказывали. Не верили мы этим «сказкам». Не могло быть такого на нашей Родине. Но даже если из сказанного что-нибудь правда, то при чем тут мы? И спасались обычной обывательской истиной: «Зря не посадят!» Как слаб человек в своей судьбе, когда окружает себя мифами и надеждами!
В дни, когда отца посещали тяжелые раздумья, когда он вспоминал неласковый прием в консульстве по поводу его избиения, на сцену выходил я. Только что мне вручили диплом «техника-технолога жиропищевой промышленности» одновременно с советским паспортом (в неполных 16 лет), и я произносил речь:
– Вы как хотите, можете не ехать. А я пойду в консульство, и меня запишут в первую группу уезжающих!
Отец
Харбин. 1934
Мама
Харбин. 1935
Борис
Харбин. 1935
Мама начинала всхлипывать, Вовка, глядя на нее, тоже пускал слезу, отец багровел и двигал желваками – знал, что я могу выкинуть любой номер.
Небольшое отступление. В 1977 году вернувшийся из Америки человек, встречавшийся там с Владимиром, привел эти мои выступления дословно. Владимир вместе с приветом передал, что именно моя непреклонность в ту драматическую минуту решила выбор семьи. По Вовкиному мнению, я главный виновник всей последующей трагедии. Жалко, что ушел Вовка в другой мир, умер с такой мыслью. Не пришлось нам поговорить по душам. Может быть, я переубедил бы его?
На Родине
Наступил май 1935 года. Один за другим уходили на Север эшелоны, увозившие бывших работников КВЖД (кавэжединцев) на Родину. Наша очередь подошла пятого числа. Какая-то необыкновенная дружба и взаимопомощь установились между людьми, не знакомыми до этого. Каждый стремился чем-то обрадовать другого. Эшелоны из двухосных красных товарных вагонов на шестнадцать тонн каждый стояли в запасных тупиках. Вагон давали на две семьи. Грузи что хочешь, хоть корову, хоть автомобиль. На погрузку отводилось два дня. Нормально, без суеты и паники.
Те, кто работал на КВЖД до последнего дня по той системе заработной платы, что там действовала, получили много денег: заштатные, пенсионные, за выслугу лет – и стали их тратить на приобретение вещей для новой жизни. Некоторым не хватало полвагона для всего того барахла, что везли они с собой. Зная, что на Родине с продуктами туговато, запасались консервами, как будто бы ехали в экспедицию не на один месяц. У некоторых остались деньги, они перегнали их в золотые вещи и драгоценности. У нас таких проблем не возникало. Продали автомобиль за цену, конечно, меньшую, чем покупали, но и этих денег хватило, чтобы собраться. Маме купили шубу из колонка, мне – серое драповое пальто на все сезоны, Вовке – скрипку, отцу – красивые полуботинки и золотые часы фирмы «Павел Буре». Из вещей забрали с собой все, что стояло в доме, даже те самодельные стол и скамейки, которые отец мастерил по приезде в Чен-ян-хе. Был еще грандиозный сундук вместо шкафа, куда влезло все остальное. Из продуктов мама напекла пряников, а я, пользуясь неразберихой, какая царила в последние дни в техникуме, успел сварить на экспериментальной установке целый ящик розового туалетного мыла и приволок его к вагону. Так и поехали. К товарным вагонам с нашим багажом прицепили несколько пассажирских, в которых мы разместились на ночлег. Ехали через Цицикар, Хайлар, Маньчжурию до первой пограничной советской станции Отпор. Пограничники досмотра вещей не делали, только предупредили: «Не везите белогвардейских газет и брошюр, чтобы не было у вас неприятностей!» На этой станции нас пересадили в советские спальные вагоны, багаж перегрузили в пульманы, а состав, который нас доставил, возвращался обратно. Это была собственность другого государства. Никогда не видел я отца таким веселым и возбужденным. Все сомнения остались позади. Его ждали работа, квартира и весь тот минимальный набор, чтобы чувствовать себя счастливым. Настрадавшись за пять лет от безработицы и неопределенности, он наконец-то обрел душевное равновесие и первые радости. Он демонстрировал чудеса силы и ловкости, до которых был большой мастер и охотник. С удовольствием перетаскивал багаж из всех вагонов. Там, где четверо грузчиков не могли сдвинуть ящик с места, он умудрялся сделать это один. Его похваливали, он радовался, как ребенок, и еще больше старался. Здесь, на Отпоре, к нашему составу прицепили вагон-клуб с представителем от Управления Среднеазиатской железной дороги, в распоряжение которой большинство из нас поступало.
Владимир (справа)
Харбин. 1935
«Комиссар» (так мы прозвали представителя Среднеазиатской железной дороги) сопровождал нас до Ташкента и объяснял нам «непонятное». Что все трудоспособные уже зачислены на рабочие места: те, кто имеет специальность, – по специальности, а тем, у кого ее нет, будет предложена работа по выбору. Что насчет квартир волноваться не нужно – всё продумано: каждая семья получит отдельную квартиру соответствующей площади по числу человек. Что зарплата нам уже начисляется с момента, как мы пересекли границу, и что еще нам выдадут «подъемные», связанные с переездом.