повесть о победах московского государства
Шрифт:
Поскольку, судя по содержанию “Повести…”, автор, поставивший задачу прославить смольнян, и именно дворян, постоянно находился в составе отряда смоленских дворян, его следует признать смоленским дворянином.
Дворянское происхождение автора подтверждается идеологической направленностью “Повести…”, сказавшейся прежде всего на отношении его к различным социальным силам и объяснении им причин “Смуты”.
Первая из двух причин “Смуты” заключается, по мнению автора, в “нахождении… иноверных язык” (л. 18). Это объяснение, традиционное для всей литературы о “Смутном времени”, имело для смоленского дворянина самый конкретный смысл. Польская интервенция явилась для автора “Повести…” главной причиной “Смуты” уже потому, что в результате ее смоленские дворяне потеряли свои поместья и на долгое время оказались бездомными скитальцами.
Во-вторых, с точки зрения автора,
С другой стороны, в “Повести…” отчетливо, хотя и осторожно, почти без упоминания имен, выражено недоброжелательство по отношению к боярству. Дважды бояре признаются ответственными за предательские поступки, которые имели самые трагические последствия для страны (л. 31 об.-32; 38 об.-39).
Во многих произведениях, посвященных “Смуте”, имеются резкие антибоярские высказывания, вызванные тем, что бояре вступили в сделку с интервентами. [7] В “Повести…” найдены точные слова, осуждающие их предательство, в особенности позорное потому, что они совершили его, “…чести боярския… отвергшеся…” (л. 39).
Как было сказано выше, имя автора в “Повести…” не названо, но в ней присутствует рассказ об одном эпизоде, содержащем, возможно, указание на этот счет.
[7] Например: Временник дьяка Ивана Тимофеева.
– РИБ, т. XII, стб. 377, 408- 409, 413.
В “Повести…” сообщается, что после победы под Александровой слободой князь М. В. Скопин-Шуйский отправил в Москву “…выборных, и честных, и верных дворян, изо многих градов лутчих людей… з бол-шим обозом со многими запасы…” (л. 26 об.).
Этот факт подтверждается и другими источниками. В Разрядной книге он зафиксирован лаконично и бесстрастно: “…боярин князь Михаиле Васильевич со всеми людми пришел в слободу и к Москве запасы пропустил”. [8]
В “Повести…” же радость Василия Шуйского по поводу появления отряда дворян с обозом от Скопина-Шуйского безмерна: “…царь…Василей Иванович, слышав велию милость божию и одоление на ево государевы неприятели… со слезами ко всемогущему богу руце воздев… и поиде… в соборную церковь, и повеле в колокала звонити и по всем церквам молебная пения… возсылати” (л. 27).
[8] Белокуров, с. 53.
В “Новом летописце” этот случай описан и по тону, и по содержанию близко к “Повести…”: “В то же время мятежное прииде от князь Михаила Васильевича к Москве станица, Елизарей Безобразов с товарищи, и с ним многие дворяне”. [9] Царь, как и в “Повести…”, очень обрадован, “…патриярх же нача пети молебная и по всем церквам повеле пети молебны з звоном”. [10] Но причина радости царя в “Новом летописце” указана совсем другая. Появление в Москве отряда верных ему дворян укрепило на время его положение, шаткость которого была вполне очевидной: москвичи, обеспокоенные тем, что “хлебу же бяше дороговь велия”, [11] и не верившие в возможность избавления от осады, “приходяху в город миром ко царю Василию и шумяху и начаша мыслити опять к тушинскому вору”. [12]
[9] ПСРЛ, т. XIV, первая половина, с. 92.
[10] Там же.
[11] Там же.
[12] Там же.
Во главе дворянского отряда, согласно “Повести…”, Скопин-Шуйский послал Афанасия Логиновича Варишкина. Отсутствие этого имени в “Новом летописце” не свидетельствует о противоречии между памятниками, ибо в них могли быть описаны разные случаи: ведь в том же “Новом летописце” сказано, что Скопин посылал в Москву из-под Александровой слободы несколько станиц.
Важно то, что из всех посылавшихся князем Скопиным-Шуйским в Москву отрядов автор “Повести…” нашел нужным не просто упомянуть, но подробно рассказать об отряде, который возглавлял А. Л. Варишкин, чье имя нигде в других источниках не встречается, а в “Повести…” присутствует только в рассказе о приходе обоза в Москву. Объяснение указанному факту заключается, вероятно, в том, что имя это может быть связано с самим автором “Повести…”. [13] Рассказ о приходе в Москву отряда, возглавляемого А. Л. Варишкиным, давал возможность подчеркнуть верность смольнян Василию Шуйскому, к которому автор “Повести…” относится с большой симпатией, упомянув о существенной услуге, оказанной ими царю, а также показать значительность участия в событиях “Смуты” самого автора, высоко ценимого и прославленным полководцем, доверившим ему ответственное дело, и царем, ибо “…Афанасия Логиновича и посланных с ним дворян от полку князя Михаила Васильевича государь много жаловал, и службу их многою похвалою похвалял, и поместьи их и отчины жаловал…” (л. 27).
[13] Напомним в связи с этим о Баиме Болтине, который, как выяснил С. Ф. Платонов, оставил свое имя в написанном им Карамзинском хронографе (см.: Платонов С. Ф. Столяров хронограф и его автор.
– В кн.: Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому, М., 1909, ч. 1, с. 18-28).
Идейно-политическая позиция автора “Повести…” совсем не проста, а кое в чем и противоречива. Своеобразие идейного содержания “Повести…” в ряду памятников второй половины XVII в. определяется прежде всего этим обстоятельством.
Обращает на себя внимание само заглавие “Повести…”, - характерно, что никто из других писателей XVII в. не нашел возможным торжествовать по поводу событий начала XVII в., увидя в них цепь побед Московского государства.
Однако оптимистическое заглавие “Повести…” вполне объясняется дворянской идеологией автора. Все тревоги остались позади: внешние враги изгнаны из страны, крестьянское движение подавлено, во главе государства находится избранный и признанный всеми сословиями царь, феодальные отношения почти не претерпели изменений, т. е. восстановлен нарушенный в “Смутное время”, о чем немало скорбит в “Повести…” автор, идеальный, по его мнению, порядок.
Автор не расходится с современниками в оценке многолетних губительных для страны потрясений. Это видно из полного заглавия “Повести…” и из ее содержания. Но окончательный итог переосмысливается им, и в связи с этим выдвигаются на первый план получающие иную интерпретацию события и освещаемые иным светом фигуры, которым в других произведениях не придается большого значения.
Особое звучание событий, описываемых в “Повести…”, связано с тем, что они представляются автору значительными не просто сами по себе, но потому, что в них всегда решающую роль играют смольняне. “Повесть…” - это рассказ о победах смольнян. Замысел автора, как уже говорилось, в том и состоял, чтобы показать чрезвычайные заслуги смоленского дворянства перед русским самодержавием.
Некоторые описанные в “Повести…” события не оказывали прямого влияния на судьбу смольнян, как, например, рассказ о нарушении слова, данного Мариной Мнишек и ее отцом Василию Шуйскому, и об их уходе к Лжедимитрию II. Однако в “Повести…” нет ни одного события, которое бы имело значение только само по себе, безотносительно ко всему повествованию. Каждое из них присутствует в “Повести…” лишь постольку, поскольку объясняет ситуацию и дальнейший ход событий, в которых смольняне уже непосредственно участвуют. Так, например, коротенькое и отрывочное, без всякой, казалось бы, связи с предшествующим и последующим повествованием, упоминание о первом ополчении оказывается необходимым, так как помогает освещению сложной обстановки под Москвой, создавшейся там после прихода рати князя Дмитрия Михайловича Пожарского.
Повышенной торжественностью тона, которая достигается за счет применения книжных средств выразительности, и смысловой законченностью выделяется в “Повести…” сообщение о приходе смольнян в Нижний Новгород. Этот отрывок имеет очень большое значение с точки зрения идейного содержания “Повести…”. Здесь излагается история возникновения второго ополчения. Как и другие писатели эпохи “Смуты”, автор “Повести…” инициатором народного движения называет Козьму Минина, обратившегося к землякам с призывом начать борьбу с интервентами.