Повесть о Сергее Непейцыне
Шрифт:
Он открыл другую страницу, и Сергей прочел:
— «По приспевшему времени выходят поединщики на сраженье. Печенег, видя соперника роста перед собой мала, презирал и насмехался и, вдруг напустившись на него, закричал страшным голосом. Младой же славянин, схватив печенега, поднял, ударил о землю и дух из него вышиб…»
— Стой, и тебе довольно… А теперь снова меньшой. Сколько будет девяноста восемь да пять?
— Сто три, — без запинки ответил Осип.
Указательный палец инспектора нацелился на Сергея:
— А двадцать семь и пятьдесят два?
— Семьдесят девять, — так
— Изрядно складываете. А теперь делить станем.
Через полчаса Верещагин дал обоим братьям по четвертушке бумаги и указал на второй стол, пустой и длинный, стоявший у другой стены. На нем только и было, что чернильница да перья.
— Пишите, — сказал он, — сверху все с больших литер: «Его превосходительству директору Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса господину генерал-поручику и кавалеру Мелиссино».
Когда прошения были присыпаны песком, Верещагин просмотрел их:
— Что ж, ваше высокоблагородие не зря время издерживали. В первый класс среднего возраста можно принять, ежели по языку французскому нагонят и особливо ежели генерал по летам младшего не учинит возраженья. Завтра доложу его превосходительству, а послезавтра, чаю, можно с утра везти их на новую стезю.
Вечером дяденька вывел Сергея на двор. Разыскав среди стоявших в ряд двух десятков экипажей свой тарантас, Семен Степанович полез на сиденье. И здесь поблизости переговаривались кучера, фыркали лошади, а дальше многоголосо шумел город, но все-таки можно было говорить без помехи.
— Слушай, крестник. — Дяденька охватил Сергея рукой за плечи. — Я вскорости уеду, и придется тебе своим умом жить. Конечно, Филя преданный человек, и ты не пренебрегай с ним советоваться, но ведь целые дни будешь без него, а вокруг товарищи, учителя, начальники. Так вот, запомни мои заветы. Они и на целую жизнь, если не свидимся. Первое — старший брат младшему наместо отца. Об Осипе заботься, в обиду его не давай. Прежние его противности на время забудь. Встанет на ноги, да не исправится, тогда можешь и рукой махнуть, а пока нет у него другой заступы. Второе — учись с прилежностью. В артиллерии — не в драгунах, надо многое уразуметь: и насыпку батарей, и пушек расстановку, и прицел, и пороховые составы, да мало ль еще что! Третий пункт — о службе. Начальников почитай — на субординации воинское дело стоит. Но не прислуживайся. Чины добывай старанием в обязанности. От товарищей, после же от солдат не отступайся в беде, паче же на них свою вину не моги свалить. Тогда и они тебя не подведут в мире и в войне. Но слепо за товарищами, куда попало, не лезь — немало глупостей и подлостей сдуру за молодечество почитается. И последнее помни — Непейцыны николи врагам спины не казали. А кадет — уж воинский чин, и считай, в корпусе свою службу начал. Живи так, чтоб не сказали: Непейцын сробел, Непейцын подвел… — Семен Степанович обнял Сергея еще крепче и в первый раз за все годы поцеловал в оба глаза, потом в лоб.
Когда в назначенное утро подъезжали к дому Верещагина, где-то недалеко раздался сигнал трубы, и тотчас в стоявшем по другую сторону плаца длинном строении распахнулись двери, из которых прыснула ватага мальчиков в красных кафтанах. Резво прыгая через лужи на дороге, они рассыпались по плацу, а из двери всё выбегали новые — точно ягоды сыпались из лукошка. Через несколько минут лужайка пестрела красными кафтанами, которые, пронзительно крича, гонялись друг за другом даже между пушками, на что часовой не обращал внимания.
— Видать, перемена урокам. Не сильно строжат товарищей ваших, — сказал дяденька. — Сидите тут, а я пойду к подполковнику.
Инспектора не оказалось дома, и Семен Степанович прошел в другой флигель, откуда не скоро вернулся с молодым тщедушным офицером при шпаге и шарфе, которому и сдал племянников. Приказав следовать за собой, офицер, стараясь не запачкать башмаки и, наверно, оттого как-то странно виляя спиной, пересек плац и ввел братьев в тот дом, откуда давеча бежали кадеты.
— Постойте тут, liebe Kinder, я за вами пришлю унтера, чтоб на пригонку форменной одежды отвел, — сказал офицер сладким голосом и ушел, все любуясь на свои начищенные башмаки.
Широкий коридор освещался рядом окон. На другой его стене находились двери классных комнат. За ними слышались негромкие голоса. Братья стояли рядом, осматриваясь и прислушиваясь. Пахло масляной краской, мытыми полами. Но вот в конце коридора открылась дверка, вышел старый солдат с желтыми нашивками на плечах кафтана. Братья думали, что идет за ними унтер, но он держал в руке медный горн и затрубил сигнал. Не поспели прозвучать последние ноты, как застучали скамейки, загудели голоса, и в отворившиеся двери вышли учителя в зеленых мундирах, а за ними опять брызнули, посыпались кадеты. Некоторые устремились на плац, другие обступили братьев.
— Новики, новики! — кричали они.
— Вас откуда привезли? — спросил Сергея крепкий и широкоплечий, выше других ростом кадет с веселым лицом.
— Из Псковского наместничества.
— А уезда?
— Великолуцкого.
— А меня из самого Пскова везли. Отец там секунд-майором служил, да теперь в отставку вышел. Все-таки вроде как земляки. Хоть сами мы тульские. Твой отец кто?
— Он давно в пожаре сгорел.
— Деревня есть?
Сергей кивнул.
— Велика ль?
— Шестнадцать дворов.
— Наш брат — мелкотравчатый, — сказал кадет и, позванный кем-то, убежал в класс.
А из окружавшей братьев группы выдвинулся другой. Тоже высокий, но тощий, с бледным лицом, горбатым носом и ушедшим назад подбородком — как есть овца.
— А пырье масло у вас есть? — обратился он к Осипу.
— Нету, — ответил тот, растерянно взглянув на Сергея.
— А хотите я им вас угощу? Оно прекрасное, такое душистое, — усмехаясь, предложил кадет.
— Угостите, — сказал Осип.
Кадет выбросил руку с выставленным средним пальцем, приставил его ко лбу Осипа и с силой провел вверх по волосам.
Осип вскрикнул: «Ой!» — и на глазах его показались слезы.
— Баба! Баба! — закричали несколько окружавших кадетов.
— А вы знаете, каков бывает волос-крикун? — повернулся бледный надет к Сергею.
— Не знаю, да и знать не хочу, — ответил тот, чувствуя, что сейчас будет драка.
— А я все-таки вам покажу, — сказал любезным топом Осипов обидчик и поднял руку к виску Сергея.