Повесть о спортивном капитане
Шрифт:
Одинаково безуспешно.
Рудин был не очень опытен в общении с этим чуждым ему миром, но понимал: что-то готовится, будет обработка.
И действительно, в какой-то момент Трентон под предлогом показать ему парк увел Рудина в уединенную беседку.
— Как вам нравится у нас в Штатах? — поинтересовался он.
— Нравится, — искренне заверил Рудин, — красивые города, приятные люди. Мне кажется, у нас, русских, с американцами много общего в характере.
— Вот-вот, — обрадовался Трентон, — и я так считаю.
Последовала длинная тирада о традиционной дружбе между обоими народами, о неразумности иных политиков, способных ради личных интересов, например предвыборной кампании, ставить эту дружбу под угрозу. Или этот дурацкий бойкот.
— Поверьте, мистер Олег, — доверительно понизив голос, говорил Трентон, — мы простые американские спортсмены возмущены бойкотом. Мы…
— Почему же вы не возмущаетесь вслух, мистер Трентон? — спросил Рудин. — У вас же свободное, как я слышал, волеизъявление.
— Вы правы, но жизнь не так проста. Имеется сложное сплетение взаимных интересов, финансовых вопросов. Если я, руководитель одного из крупнейших спортивных клубов, открыто выскажусь против бойкота, я могу лишиться финансовой поддержки. Клуб захиреет, многие
атлеты потеряют возможность заниматься спортом. Кому это нужно? Кто от этого пострадает в первую очередь? Спорт! В процветании которого мы с вами оба заинтересованы. Простые спортсмены. Так, может, лучше пожертвовать интересами кучки элитарных чемпионов? Видите.
Все надо взвесить. Не все так просто..
— Действительно, — усмехнулся Рудин, — как у нас говорят, без фляжки виски не разберешься. А может, мистер Трентон, не только и не столько рядовые спортсмены пострадают, сколько вы, руководители? А?
— Ха-ха! — Трентон рассыпал в ночи стекляшки своего странного смеха. — Ехидный вы человек, мистер Олег! Что ж, врать не буду, мы тоже можем потерять кое-какие доходы. Но главное, — он стал серьезным, — все же для нас — простые люди. Поверьте. Однако в душе, — добавил Трентон горестно, — мы все против бойкота. Впрочем, нам с вами печалиться особенно нечего: мыто — самбисты, а борьба самбо пока, к сожалению, не входит в олимпийскую программу. Не понимаю, почему ваши не добились включения ее в программу Московской! Уж поверьте, в Лос-Анджелесскую олимпиаду самбо войдет. Радуйтесь! Но для этого нам с вами, всем энтузиастам придется поработать.
— Вы правы, придется поработать, — задумчиво покачал головой Рудин.
— Я тут прикинул, — озабоченно заговорил Трентон, — наметил план. Уже сейчас можно многое сделать.
— Например? — насторожился Рудин.
— Вот смотрите, если борьба самбо войдет в программу Олимпиады восемьдесят четвертого года, думаю, нет сомнения, что самбо начнут развивать во всех странах, да еще как.
— Безусловно, — согласился Рудин.
Они вышли на открытую поляну, откуда открывался сказочный вид. Внизу сверкал бесчисленными огнями центр Сан-Диего, прибрежные отели, рестораны, мелькали, плясали, искрились красные, золотые, зеленые, желтые огни реклам. Океан уходил в бесконечность. Будто гигантская рыбина трудно дышит серебристо-чешуйчатыми боками, плескал тихие в этот вечер воды освещенный луной океан.
Одуряюще пахли магнолии, незнакомые цветы, южная хвоя.
— Включение борьбы самбо в нашу Олимпиаду в значительной мере зависит, разумеется, от оргкомитета, от Олимпийского комитета США, от американской спортивной общественности. Так?
— Допустим, — осторожно согласился Рудин, он еще не понимал, в чем подвох.
— И американская спортивная общественность скажет свое слово, можете не сомневаться. В том числе и мы, руководители…
— Как сказали в вопросе бойкота, — не удержался Рудин и тут же подосадовал на себя: что он сюда приехал политическими спорами заниматься? Сейчас Трентон обрушится на него с упреками. Эх…
К его немалому удивлению, произошло обратное. Трентон ухватился за последние слова Рудина.
— Вот именно! — горячо заговорил он. — Вы совершенно правы, мистер Олег! Почему американские спортивные руководители, хотя, мы конечно, возмущены, — поспешил он оговориться, — проявляют некоторую пассивность в борьбе с бойкотом? Хотите, я вам раскрою тайну? Да потому, что мало радости проигрывать. А мы в Москве в лучшем случае заняли бы третье место, а то и четвертое. Знаете, как ФРГ выросла! Поэтому если в борьбе самбо американцы будут одерживать победы, то включение ее в олимпийскую программу у нас поддержат.
— Прекрасно, — заметил Рудин.
— Конечно, но надо, чтобы американские самбисты одерживали эти победы.
— У них для этого есть все данные, — убежденно подтвердил советский тренер.
— Не сомневаюсь, что с вашей помощью они их добьются.
— Сделаю, что смогу, — сказал Рудин и удивился про себя: вся эта болтовня, чтобы подстегнуть его в работе? Где ж подвох? Видимо, он уже начал перебарщивать со своей бдительностью.
— Вы делаете очень много, вы просто замечательно работаете. Наши самбисты растут на глазах. На предстоящем турнире они наверняка победят.
— Как сказать… — осторожно заметил Рудин. — Конечно, прогресс есть, и думаю, что у японцев ваши выиграют: японцы сейчас переживают кризис. Монголам проиграют, а вот насчет испанцев трудно сказать: они очень сильны.
— Наша победа целиком зависит от вас, дорогой мистер Олег…
— Я же сказал: сделаю, что могу, — нахмурившись, перебил Рудин.
— Вы меня не поняли, — мягко поправил Трентон. — Как тренер вы уже все сделали. Но не забудьте, что вы и главный судья турнира. Вы же знаете, это мое предложение. Я направил письма и испанцам, и монголам, и японцам и уже получил ответ. Все согласны.
«Так вот в чем дело! — подумал Рудин. — Наконец выяснилось. А я-то гадал…» Вслух он сказал:
— Поблагодарю их за доверие. Но какое это в общем-то имеет значение?
— Ну как? — Трентон хитро подмигнул. — От главного судьи зависит все. Мы ведь с вами понимаем, что к чему. Большинство других судей — американцы. Если возникнут недоразумения, которых, надеюсь, не будет, их решает главный судья. Может быть, неправильная интерпретация правил, жертвой чего станет наш борец. В этом случае тоже, разумеется, все зависит от главного судьи.