Повесть о старых женщинах
Шрифт:
Одна из навязчивых родственниц маленького гостя принялась раздавать некий торт с коричневыми боками, верхом из шоколадной глазури и желтой сердцевиной с малиновой начинкой. Не то чтобы это был особенно великолепный торт, на какой ребенок из благородной семьи обратил бы сугубое внимание, а просто — обычный хороший торт! Кто мог предположить, что по мнению Сирила это был всем тортам торт? Он настоял, чтобы отец купил его в лавке кузена Дэниела, и, возможно, Сэмюелу следовало бы догадаться, что для Сирила этот торт явился тем лучом света, за которым пылкая душа последует через пустыню. Сэмюел, однако, не был наблюдателен, и ему не хватало воображения. Констанция же знала только, что Сирил один или два раза заговаривал об этом торте. А теперь, по воле судьбы, сей торт снискал
И тут все одновременно повернулись к Сирилу, потому что он издал вопль. Это не был крик отчаявшегося создания, которое видит, как у его ног разбивается вдребезги прекрасная, радужная мечта; это был крик сильной, властной, разъяренной души. Он, всхлипывая, бросился к Дженни и ухватился за ее кусок торта. Непривычная к такого рода поведению со стороны хозяина дома, и, кроме того, ощущая себя будущей красавицей типа «не тронь меня», Дженни стала на защиту своей порции. В конце концов не она же взяла два куска. Сирил ударил ее в глаз, а потом стал судорожно запихивать торт в свой огромный рот. Он не смог ни проглотить его, ни даже разжевать, потому что горло сжалось и пересохло. Кусок торчал у него в зубах, орошаемый крупными слезами. Большей кутерьмы представить себе невозможно! Дженни громко рыдала, один или двое детей присоединились к ней из сочувствия, а остальные продолжали спокойно есть, нисколько не тронутые ужасом, который объял их родителей.
Слыхано ли, чтобы хозяин вырвал еду из рук гостя! Чтобы хозяин ударил гостя! Чтобы джентльмен ударил даму!
Констанция сдернула Сирила со стула и со всех ног бросилась с ним в его комнату (некогда принадлежавшую Сэмюелу), где шлепнула его по руке и сказала, что он очень, очень скверный мальчик и что она не представляет себе, как будет с ним говорить отец. Она вытащила из его отвратительного перепачканного рта остатки торта, вернее, то, что смогла достать, а потом ушла, оставив его на кровати. Когда побагровевшая, пытающаяся улыбаться Констанция вернулась в гостиную, мисс Дженни все еще была в слезах. Ее никак не могли успокоить. К счастью, ее матушка (собиравшаяся вскоре подарить Дженни, как она надеялась, братишку) отсутствовала. Мисс Инсал пообещала проводить Дженни домой, и было принято решение, что ей следует уйти. Мистер Кричлоу, весьма разгневанный, заявил, что он тоже уходит. Все трое удалились, сопровождаемые бесконечными изъявлениями любви и сожаления по поводу случившегося со стороны Констанции. Все делали вид, что ничего особенного не произошло, и громко изрекали, что на детских праздниках всегда бывают подобные приключения. А родственники маленьких гостей утверждали, что Сирил — прелестное дитя и миссис Пови не должна…
Но попытки притвориться, что приличия не нарушены, потерпели фиаско.
Изумленная девочка почти восьми лет, Мафусаил{42} среди гостей, направилась через комнату к Констанции и громогласно произнесла доверительным и придурковатым тоном:
— Ведь правда, Сирил вел себя грубо, миссис Пови?
Бестактность детей принимает иногда трагические формы.
Несколько позже на Кинг-стрит по винтовой лестнице и через нижнюю гостиную вытек тонкий ручеек пышных маленьких фигурок. А Констанция выслушала множество комплиментов и просьб простить милого Сирила.
— Кажется, ты сказала, что мальчик у себя в комнате, — обратился Сэмюел к Констанции, вернувшись в нижнюю гостиную после проводов гостей. Они избегали смотреть друг на друга.
— Да, а что?
— Его там нет.
— Вот плутишка! («Плутишка» — шутливая попытка не относиться серьезно к провинности плута!) Он, наверное, ищет Эми. — Она спустилась по лестнице, ведущей в кухню, и крикнула: — Эми, мастер Сирил внизу?
— Мастер Сирил? Нет, мэм. Но он был в нижней гостиной, когда ушли сперва первые, а потом вторые гости. Я велела ему пойти наверх и хорошо вести себя.
Сначала у Констанции и Сэмюела лишь мелькнуло подозрение, что Сирил мог исчезнуть, что его может не быть дома, но, мелькнув, подозрение превратилось в уверенность. Эми, подвергнутая перекрестному допросу, внезапно разразилась слезами и призналась, что боковая дверь, возможно, осталась открытой, когда, отправив «вторых гостей», она преступным образом бросила Сирила одного в нижней гостиной, отлучившись на минутку в кухню. Сумерки сгущались. Перед глазами Эми возникло видение: беззащитный невинный младенец бредет ночью по пустынным улицам большого города. Подобное же видение, украшенное такими деталями, как каналы, колеса трамваев и дверцы люков, возникло и пред глазами Констанции. Сэмюел сказал, что так или иначе он не мог уйти далеко, что кто-нибудь непременно заметил бы его, узнал и вернул домой. «Да, конечно, — подумала рассудительная Констанция, — но вдруг…»
Втроем они вновь обыскали весь дом. Потом, в гостиной (которая находилась в состоянии полной разрухи), Эми воскликнула:
— Послушайте, хозяин! Вон, через Площадь, идет городской глашатай. Может, попросите его, чтоб он объявил по городу?
— Беги останови его, — приказала Констанция.
Эми помчалась со всех ног.
Сэмюел и пожилой глашатай вели переговоры у боковой двери, женщины стояли в стороне.
— Объявлять без моего колокола не могу, — протяжно говорил глашатай, поглаживая свой поношенный мундир. — А колокол-то дома. Нужно сходить взять его. Вы вот напишите на бумажке, чего сказать, а я сбегаю за колоколом. Люди-то не станут меня слушать без колокола.
Таким образом, по всему городу было объявлено о пропаже Сирила.
— Эми, — сказала Констанция, когда они остались вдвоем, — нечего стоять тут и реветь. Займись делом и прибери-ка гостиную, да поскорее! Малыша, без сомнения, скоро найдут. Хозяин тоже пошел на поиски.
Смело сказано! Констанция помогала убирать в гостиной и кухне. Такова женская доля в периоды кризисов. Что бы ни случилось, а посуду надо мыть.
Вскоре из подземного хода, который тянулся через два подвала и выходил во двор и на Брогем-стрит, в кухню вошел Сэмюел Пови. В руках он нес отвратительный, измазанный черной грязью предмет. Этим предметом был некогда белоснежный Сирил.
Констанция пронзительно вскрикнула. Она могла дать волю своим чувствам, потому что Эми ушла наверх.
— Не подходи! — воскликнул мистер Пови. — К нему противно дотронуться.
И мистер Пови собрался было пройти мимо матери.
— Где ты нашел его?
— Я нашел его в дальнем погребе, — ответил мистер Пови, все-таки вынужденный остановиться. — Вчера он был там со мной, и мне пришло в голову, что именно туда он мог убежать.
— Как! В полной темноте?
— Представь себе, он зажег свечу! Я оставил сверху свечу и коробку спичек, потому что не успел расставить все по полкам.
— Ну и ну! — пробормотала Констанция. — Не могу понять, как он набрался смелости пойти туда один-одинешенек.
— Не можешь? — насмешливо произнес мистер Пови. — А я могу. Он поступил так, просто чтобы напугать нас.
— О, Сирил! — укоризненно обратилась к ребенку Констанция. — Сирил!
Мальчик не шелохнулся. Выражение лица у него было загадочным: в нем таились то ли угрюмость, то ли бессердечие, то ли полное непонимание своей вины.
— Дай его мне, — сказала Констанция.