Повесть о старых женщинах
Шрифт:
И он кинул в огонь — не орудия преступления, а акварельный рисунок мускусной розы, и соломку, и голубую ленту для бантиков на углах картинки.
— Как ты посмел?
— Вы никогда не давали мне денег, — пробормотал Сирил.
Он считал пометки на монетах бесчестным подвохом, а слова об упадке торговли и дне рождения матери разбудили таившегося в нем и хорошо ему известного черта, который обычно спокойно спал у него в груди.
— Что ты там говоришь? — почти выкрикнул мистер Пови.
— Вы никогда не давали мне денег, — повторил черт слова Сирила, однако более громким голосом.
(Так
Мистер Пови вскочил. В мистере Пови таился собственный черт. Два черта на мгновение уставились друг на друга, а потом, заметив, что Сирил выше мистера Пови, старший черт овладел собой. Мистер Пови внезапно добился того накала страстей, какого желал.
— Марш в постель! — величественно приказал он.
Сирил с дерзким видом отправился восвояси.
— Держать его на хлебе и воде, мать, — сказал в заключение мистер Пови. В общем, он был собою доволен.
Попозже днем Констанция со слезами сообщила ему, что, когда она поднялась к Сирилу, он плакал. Это говорило в пользу Сирила. Но, чувствовали они все, прежняя жизнь ушла безвозвратно. В последующие годы их существования эта неописуемая трагедия будет во всем своем отвратительном обличии не раз вставать между ними. Никогда еще Констанция не была столь несчастлива. Иногда, оставаясь одна, она ненадолго внутренне восставала, как восстаешь в душе против фиглярства, в котором вынужден принимать участие. «В конце концов, — говорила она себе, — пусть он даже взял несколько шиллингов из кассы! Что с того? Какое это имеет значение?» Но подобные приступы духовного бунта против общества и мистера Пови носили преходящий характер. Они начинались и исчезали в одно мгновение.
Глава V. Еще одно преступление
I
Однажды ночью того же года, примерно через шесть месяцев после трагедии с флорином, Сэмюела Пови разбудило прикосновение к плечу и шепот: «Отец!»
Около кровати стоял вор и лжец в ночной рубашке. Сонный Сэмюел с трудом различил его в густом мраке.
— Что такое… что такое? — спросил отец, постепенно приходя в себя. — Что ты здесь делаешь?
— Я не хотел будить маму, — прошептал мальчик. — Кто-то уже давно бросает не то куски грязи, не то что-то другое в наши окна.
— Что? Что?
Сэмюел пристально всмотрелся в плохо различимую фигуру вора и лжеца. Не по возрасту высокий мальчик показался ему теперь совсем маленьким ребенком, маленьким «существом» в ночной рубашке с детскими манерами и детской речью и с детской милой, смешной боязнью разбудить маму, которая последнее время мало спала из-за болезни Эми, требовавшей ухода. Уже давно мальчик не вызывал у отца подобных чувств. В этот момент его уверенность, что Сирил надолго останется парией, рассеялась. Правда, время уже в значительной мере поколебало ее, а решение, что, каков бы ни был Сирил, летние каникулы нужно провести, как обычно, и вовсе ее расшатало. И хотя Сэмюел и Констанция так привыкли к общению с преступником, что нередко надолго забывали о его прегрешениях, Сэмюела все же до сих пор преследовала мысль о нравственном падении сына, но сейчас эта мысль с удивительной быстротой улетучилась, что принесло ему облегчение.
В окно градом стучали мелкие камешки.
— Слышите? — спросил Сирил театральным шепотом. — И в мое окно так же стучат.
Сэмюел встал с постели.
— Иди к себе в комнату! — приказал он таким же театральным шепотом, но не как отец, обращающийся к сыну, а как заговорщик, обращающийся к другому заговорщику.
Констанция спала. К ним доносилось ее ровное дыхание.
Старший в накинутом халате последовал за младшим, и оба, без обуви, спустились по двум скрипучим ступенькам, отделявшим комнату Сирила от спальной родителей.
— Тихо притвори дверь! — распорядился Сэмюел.
Сирил выполнил приказание.
Затем Сэмюел зажег газ в комнате Сирила, откинул штору, открыл задвижку на окне и принялся отворять его, изо всех сил стараясь не шуметь. В этом доме иметь дело с оконными рамами было трудно. Сирил стоял рядом с отцом, не сознавая, что дрожит, потрясенный тем, что отец не велит ему тотчас отправиться в постель. Несомненно, в жизни Сирила это был самый счастливый момент. Они были крайне возбуждены не только таинственными обстоятельствами этой ночи, но и совершенно необычной ситуацией: двое мужчин — отец и сын — занимаются неким делом втайне от женщины, знающей решительно все о них.
Сэмюел выглянул в окно.
Внизу стоял человек.
— Это ты, Сэмюел? — раздался тихий голос.
— Да, — осторожно, чтобы никого не разбудить, ответил Сэмюел. — Это ты, кузен Дэниел?
— Ты мне нужен, — коротко ответил Дэниел Пови.
После небольшой паузы Сэмюел сказал:
— Сейчас выйду.
Сирил наконец получил приказ немедленно лечь в постель.
— Что случилось, папа? — спросил он веселым голосом.
— Не знаю. Мне нужно одеться и выйти посмотреть, в чем дело.
Он затворил окно, чтобы в комнату не проник даже легкий ветерок.
— Побыстрее, пока я не закрыл газ, — предупредил сына Сэмюел, держа руку на кране.
— Утром вы мне все расскажете, да, папа?
— Да, — сказал мистер Пови, подавив привычное желание сказать «Нет».
Он на цыпочках вернулся в спальную, чтобы ощупью найти свое платье.
Когда он спустился в нижнюю гостиную, зажег газ и отворил боковую дверь, чтобы пригласить кузена Дэниела, того около дома не оказалось. Однако вскоре он заметил, что на углу Площади стоит человек. Он свистнул — он обладал замечательными способностями к свисту, чему завидовал его сын, — и Дэниел поманил его к себе. Он прикрутил газ и без шапки выскочил на улицу. Он надел почти все, что полагается, кроме белого воротничка и галстука, воротник пальто был поднят.
Дэниел, не дожидаясь его, зашагал к своей кондитерской. Занимая часть самого новомодного здания на Площади, лавка Дэниела была оснащена механическим железным ставнем, при помощи которого движением, каким заводят стоячие часы, можно было закрыть лавку, вместо того чтобы навешивать двадцать ставен один за другим, как в шестнадцатом веке. Небольшая дверь в металлическом панцире была открыта настежь, и Дэниел шагнул в темноту. В эту минуту появился полицейский, обходивший свои владения, и отрезал мистера Пови, идущего сзади, от Дэниела.