Повесть о старых женщинах
Шрифт:
— Я сбегаю наверх и взгляну на него, — деловым тоном заявил Сэмюел.
Дэниел ничего не ответил.
На верхней площадке лестницы тускло мерцал свет. Сэмюел поднялся, нашел газовый рожок и открутил кран до предела. Перед ним открылся закопченный, грязный, замусоренный коридор — настоящее преддверие беды. Услышав стоны, Сэмюел вошел в спальную, которая была в ужасном беспорядке и освещалась огарком свечи. Возможно ли, чтобы хозяйка дома до такой степени потеряла уважение к себе? Сэмюел вспомнил о своей тщательно и безупречно «выхоленной» обители, и у него в душе вспыхнул гнев против миссис Дэниел.
— Это вы, доктор? — послышался голос из постели, стоны прекратились.
Сэмюел приподнял свечу.
На кровати лежал Дик, его лицо,
— Где же, черт побери, доктор? — грубо спросил юноша. Его, видимо, не удивило присутствие Сэмюела, поразило его лишь то, что вместо врача тут оказался Сэмюел.
— Сейчас придет, сейчас придет, — успокаивающе сказал Сэмюел.
— Если он тотчас не придет, я подохну, — с обидой и бессильным гневом сказал Дик. — Могу вас заверить.
Сэмюел поставил свечу на место и побежал вниз.
— Слушай, Дэниел! — воскликнул он с раздражением и дрожа от спешки. — Все это и впрямь нелепо. Ну почему ты не привел врача, пока ждал меня здесь? Где хозяйка?
Дэниел Пови медленно высыпал зерна кукурузы из кармана куртки в один из больших ларей, стоявших позади прилавка в той части лавки, где продавали хлеб. Он запасся кукурузными зернами, чтобы насыпать их между оконными рамами в спальной Сэмюела, теперь он возвращал остатки на место.
— Ты пойдешь за Гарропом? — нерешительно спросил он.
— Ну конечно! — воскликнул Сэмюел. — Где хозяйка?
— Сходи-ка да посмотри сам, — ответил Дэниел Пови. — Она в нижней гостиной.
Он пошел впереди Сэмюела к закрытой двери справа. Когда он отворил ее, пред ними открылась ярко освещенная гостиная.
— Вот! Заходи! — сказал Дэниел.
Испуганный Сэмюел переступил порог. В комнате, столь же грязной и отвратительной, что и спальная, на потертой волосяной софе, неловко вытянувшись, лежала миссис Дэниел Пови с откинутой назад головой, белым лицом, выпученными глазами, слюнявым зияющим ртом — зрелище кошмарное. Сэмюел содрогнулся, его одолели ужас и отвращение. Жужжащий газ безжалостно освещал эту страшную фигуру. Жена и мать! Хозяйка дома! Средоточие порядка! Целебное начало! Бальзам, исцеляющий скорбь, и утешительница в несчастье! Она была гнусна. Ее редкие желтовато-седые волосы были грязны, шея — в копоти, руки — омерзительны, черное платье — истрепано. Она обесчестила свой пол, свое положение, свой возраст. Она являла собою воплощение такого непристойного бесстыдства, какого неопытный Сэмюел не мог и представить себе. А у двери стоял ее муж — изящный, опрятный, почти величественный, человек, который в течение тридцати лет подавлял в себе сильнейшее чувство собственного достоинства, чтобы терпеть эту женщину, весельчак, смеявшийся в любых обстоятельствах. Сэмюел помнил их женитьбу. Он помнил также, что через много лет после свадьбы она все еще была такой же миловидной, лицемерной, кокетливой и неуступчивой в капризах особой, какой бывает молодая распутная женщина, когда видит у своих ног глупца. Время и постепенно нарастающий гнев божий изменили ее.
Он взял себя в руки, подошел к ней и остановился.
— Но… — начал было он.
— Ах, Сэм, дружище! — произнес старик, стоявший в дверях. — Боюсь, я убил ее! Я схватил и тряхнул ее. Схватил ее за шею. И не успел сообразить, что я делаю, как все было кончено. Больше она уже не выпьет бренди. Вот чем все кончилось!
Сэмюел отошел в сторону.
Когда мощная волна душевного потрясения прокатилась через все его существо, он задрожал всем телом. Казалось, кто-то нанес ему удар невообразимой силы. Сердце его содрогалось, как содрогается корабль при столкновении с громадными водяными валами. Он был ошеломлен. Ему хотелось плакать, умереть, исчезнуть, его тошнило. Но внутренний голос шептал: «Ты должен пройти через это. Ты взял на себя ответственность». Он подумал о своих жене и ребенке, спящих сном праведников в целомудренной чистоте его дома. Он ощутил, как трет ему шею грубый воротник пальто и как ненадежно закреплены брюки. Он вышел из комнаты и затворил дверь. Он взглянул во двор и вновь увидел те же обнаженные фигуры, как бы принимающие различные позы в пекарне. А сверху доносились гневные крики Дика, доведенного болью до однообразного, бессмыссленного богохульства.
— Пойду за Гарропом, — грустно сказал он кузену.
Дом врача находился менее чем в пятидесяти ярдах от кондитерской, на дверях был ночной звонок, и хотя доктор выглядел много старше своего отца в таком же возрасте, он откликнулся на звонок без промедления. Стучать в дом врача кукурузным початком не пришлось! Пока Сэмюел разговаривал с доктором через окно, его беспрерывно терзала мысль: «Как быть с оповещением полиции?»
Но когда, не дожидаясь Гарропа, он вернулся в лавку Дэниела — подумать только! — полицейский, которого они раньше встретили, вновь обходил дозором свой участок, и Дэниел разговаривал с ним у маленькой двери. Поблизости не было ни души. Вниз по Кинг-стрит, вдоль Веджвуд-стрит до Площади и по пути к Брогем-стрит не было видно ничего, кроме газовых фонарей, горящих с бесконечным терпением, и блеклых фасадов лавок. Лишь на третьем этаже здания банка, в верхней части Площади, сквозь штору таинственно пробивался свет. Кто-нибудь болен там, наверное!
Полицейский был в состоянии крайнего нервного возбуждения. С ним случилось такое, чего никогда не случалось. Из шестидесяти полицейских Берсли именно ему выпало на долю попасть в ловушку, расставленную судьбой. Он был испуган.
— Что это, что это, мистер Пови? — стремительно повернулся он к Сэмюелу. — Чего это господин советник мне городит?
— Зайдите в дом, сержант, — сказал Дэниел.
— Если я войду, — обратился полицейский к Сэмюелу, — вам, мистер Пови, придется пройти по Веджвуд-стрит и привести моего товарища. Он сейчас должен быть на Утином береге.
Удивительно, как быстро покатился сдвинутый с места камень. Через полчаса Сэмюел уже расстался с Дэниелом у полицейского управления, расположенного позади бойни, и кинулся домой, чтобы разбудить жену и послать ее присмотреть за Диком, пока его не отправят в Пайрхиллский лазарет, о чем, осмотрев его, только что распорядился старый Гарроп.
— О! — рассуждал он в душевном смятении. — Бога не обманешь! — Эта идея была для него главной. Бога не обманешь! Дэниел был хорошим малым, честным, незаурядным, видной фигурой в обществе. Ну, а что толку от его вольных разговоров? Что толку от частых визитов в бары? (Как же случилось, что он опоздал на ливерпульский поезд? Как?) Многие годы для него, Сэмюела, Дэниел был живым отрицанием истинности предсказанных в Библии бедствий за грехи человеческие. И все же он был неправ! Бога не обманешь! И Сэмюел ощутил в себе отвращение к строгой, возведенной в принцип праведности, о которой он в душе стал уже забывать.
Но при всем этом, когда он будил жену и пытался тактично и спокойно сообщить ей о случившемся, он ощущал свою значительность, ибо ему выпало на долю стать участником самого потрясающего события во всей истории города.
II
— А твой шарф… сейчас принесу, — сказала Констанция. — Сирил, сбегай наверх и возьми папин шарф. Ты ведь знаешь, в каком он ящике.
Сирил убежал. В то утро всем надлежало действовать быстро и умело.
— Спасибо, мне шарф не нужен, — заявил Сэмюел, стараясь подавить кашель.
— Но, Сэм… — настаивала Констанция.
— Пожалуйста, не приставай! — сказал Сэмюел холодным тоном, не терпящим возражений. — С меня вполне хватит!.. — Он не закончил фразы.
Констанция вздохнула, когда ее муж в тревоге, но стремясь к своей цели, перешагнул порог боковой двери и вышел на улицу. Было раннее утро, не пробило и восьми, поэтому лавку еще не открывали.
— Папа не мог больше ждать, — сказала Констанция Сирилу, когда он ворвался, грохоча тяжелыми школьными башмаками. — Дай его мне, — и она ушла, чтобы положить шарф на место.