Повесть Вендийских Гор
Шрифт:
— Ты выполнил то, ради чего я взял тебя, — заявил Горкан, поворачиваясь к Конану и холодная ненависть сквозила в его голосе. — Больше ты не нужен, как и твой престарелый друг.
Плита, на которой стояли Конан и Серзак, вдруг сделалась как зыбучий песок. Они с удивлением обнаружили, что их ноги погрузились уже по щиколотку. Конан с трудом выдернул ногу, оставив сапог, но в следующий шаг провалился уже по колено. Он стоял в очень неудобной позе и едва удерживал равновесие. Не сопротивлявшийся Серзак погрузился равномерно обеими ногами — по самое широкое место на икрах.
Кешанец смеялся как безумный. Словно он тысячу лет ждал этого.
Конан подумал,
— Глупцы! — орал Горкан, подпрыгивая от восторга. Желтые глаза сверкали, словно яхонт. — Доверчивые глупцы! Неужели вы действительно думали, что человеку в здравом уме придет в голову делить свои сокровища с кем-нибудь еще? Да скорее солнце взойдет на западе и опустится на востоке! Скорее вода станет твердой как алмаз и рыбы будут летать в воздухе, словно птицы! Вы, жалкие людишки, забавляющиеся собственной жизнью, как дети, что вы можете понимать в настоящей жажде власти, которую могут дать сокровища? На что бы вы потратили их? На выпивку и женщин? Ничтожные твари, черви, пресмыкающиеся перед игрушками роскоши! Я отдал тысячу лет своей жизни на то, чтобы обрести сокровища, я — великий маг Горкан!
Чернокожий снова расхохотался. Смех его звучал жутко, в нем были отзвуки погубленных душ с самого дна преисподней.
— Я основал город Хорто. Я создал его из пустоты, в сердце пустынного плато, где не проходили караванные пути. Он с самого начала был призрачным и держался только благодаря религии, которую я выдумал для горожан. Они верили в то, во что никто, кроме них, не верил. Они поклонялись железному богу, которого сами же и питали. Он умер вместе с городом. Умер, когда в городе отпала надобность. Я все устроил так, чтобы к моему приходу город был мертв. Не было никаких немедийских предсказателей, был только я — великий Горкан, и никто больше! Они настолько верили в выдуманные мной сказки, что поступили в точности так, как я задумал. Для всех других людей это было бы нелепо. Но не для жителей призрачного города Хорто. Я не ошибся. Глупость человеческая и наивная вера в слова оказалась сильнее инстинкта выживания. Они уничтожили сами себя, не усомнившись в собственной участи. Тысячу лет они только и делали, что приумножали и охраняли мои сокровища, и никому из них не пришло в голову, что это — единственная цель и смысл их жизни. Ради одного только богатства, не им принадлежащего, они сражались, любили, обманывали, рожали детей и приносили жертвы. Я был проклят тысячелетним проклятием, я должен был спать тысячу лет и не видеть снов! Таково было страшное наказание, предназначенное мне. Тысячу лет я видел перед собой только вход в пещеру, где я был заточен. И ничего, ничего больше!
Горкан встрепенулся всем телом и в ужасе закрыл глаза, словно опять увидел перед собой злосчастный вход.
— Да, так! Но у меня было утешение, этот город. Он был моим сном. Он снился сам себе, но именно так, как я себе представлял. Сон мой насильно оторвали от меня, но он остался верен мне. Сила моя была заключена в этом железе и жители города Хорто питали ее, чтобы она не иссякла. Теперь я смогу вернуть свою силу — и мир снова будет в моей власти, как и тысячу лет назад!
— Он слишком разговорился, — вполголоса заметил Серзак. — Тысяча лет молчания сделали его болтливым. Теперь, когда он, наконец, получил возможность выговориться, он чересчур увлекся, на мой взгляд.
— А тебя что сделало болтливым? — спросил Конан.
— Я — это совсем другое дело, — с достоинством ответил сказитель.
— Вы, конечно, умрете, — сказал Горкан. — Всем своим слугам я дарую смерть. Еще никто не уходил от
Конан дернулся в ярости, чем только доставил себе еще большие неудобства. Горкан довольно расхохотался.
Он склонился над поверженным богом и вытащил у него из груди золотое сердце, истекающее золотой кровью.
Сила вливалась в него, окружив его тело сверкающей сетью, по которой со скоростью бросающейся змеи сновал огненный паук. Глаза Горкана были полуприкрыты, рот приоткрыт. Тело его сотрясалось, как в жестокой лихорадке. Он не видел, как в зал вошел четвертый человек. Воин с вьющимся по щеке лиловым шрамом и глубоко запавшими глазами. Человека не должно было быть, тем не менее, он был.
47
Тихими, подкрадывающимися шагами, словно старый тигр, человек с лиловым шрамом подошел к Горкану сзади. Быстрый взмах меча — и голова Горкана покатилась по полу, бешено вращая глазами. Воин с лиловым шрамом догнал ее, плашмя ударил мечом и наступил ногой. Лицо мага сморщилось, из ушей брызнула кровь, глаза лопнули и потекли. Раздался хруст и сквозь образовавшуюся щель розовой медузой выплеснулся мозг.
— Ты ведь говорил, что защитники города умрут и некому будет защищать сокровища, — сказал Конан.
— Я ошибся, — признался Серзак. — В конце концов это всего лишь легенды, и, как мы только что выяснили, легенды, придуманные в своей основе одним человеком.
Безголовое тело Горкана продолжало стоять. Руки вдруг затряслись, а из обрубка шеи вверх сначала ударил мощный фонтан крови, а затем — луч нестерпимо яркого света.
Черное облако появилось над полом. Свет из шеи Горкана стал вливаться в него. Сначала облако было маленькое, чуть больше человеческой головы, но быстро принялось увеличиваться. Огненные точки сверкали в нем, будто глаза демонов преисподней. Из облака исходил жуткий, пронизывающий до мозга костей холод. Конан почувствовал, будто из облака протянулось тонкое щупальце и приникло к его лбу. Голову словно охватило раскаленным обручем. Конан закрыл глаза, но ничего не изменилось. Он по-прежнему видел растущее облако. Оно с самого начала было черным, но казалось, что с каждым мгновением становится еще чернее.
Когда Конан открыл глаза, то увидел, что луч света погас, а безголовое тело Горкана упало. Теперь щупальца, исходящие из облака, были зримыми наяву. Щупальце, схватившее голову Конана, оставило ее, найдя себе другое занятие. Как и все остальные щупальца, оно предпочло мертвые предметы живым.
Прежде всего щупальца разодрали на части пустую оболочку железного бога, а потом взялись за стены. Первой пала стена, отделяющая зал Ангираса от зала Внешних Ритуалов. Затем наступил черед наружной стены, выходящей на запад. При этом одна из потолочных балок обрушилась, да так удачно, что расколола плиту, в которой находились Конан и Серзак. Плита вся пошла мелкими трещинами.
Незнакомец с лиловым шрамом опомнился и с криком бросился на Серзака, который был ближе. Движение незнакомца было затруднено крошащимися и разъезжающимися осколками плиты. Ловко пользуясь всеми четырьмя конечностями, Серзак быстро отступил.
Конан без суеты надел сапог и пошел незнакомцу навстречу. Сообразив, что в таких условиях сражаться не слишком удобно, воин с лиловым шрамом вернулся назад — на твердый пол.
— Ты спас нам жизнь и я не хочу тебя убивать! — заявил Конан.
Но воин остался глух к искренним словам замирения.