Повесть Вендийских Гор
Шрифт:
Плита скрипнула и стала подниматься из пола.
— Кром! — воскликнул Конан.
Плита опиралась на четыре массивных стержня. Под ней открылся проход. Вниз вела крутая лестница с высокими ступеньками. Серзак начал спускаться, не дожидаясь, пока плита перестанет подниматься. Он поднырнул под нее и его сгорбленная спина вскоре скрылась во мгле.
Конану пришлось согнуться еще больше.
— Ты уверен, что нам надо спешить? — спросил он.
— Нет, — ответил Серзак, — но я не могу больше ждать. Сто лет — немалый срок, ты должен это понимать, хоть ты и гораздо моложе, мой неотесанный друг.
В неверном колышущемся
Один за другим Серзак зажег светильники и сокровищница осветилась как базарная площадь в солнечный день. Тонкий слой пыли лежал всюду. Часть сундуков была открыта. В углах висели огромные паучьи сети. Движение воздуха, созданное двумя нетерпеливыми людьми, всколыхнуло паутину.
Конан заглянул в ближайший к нему открытый сундук и не смог сдержать громкий вопль разочарования. Живо припомнились пустые сундуки в заброшенном городе с хищными тенями. Здесь, в этом сундуке, тоже валялся всякий хлам. Несколько мелких перламутровых пуговиц, похожих на крылышки мух.
— Я слышу, что у тебя тоже пусто, — отозвался Серзак.
Конан поднял голову и увидел, что сказитель стоит у другого раскрытого сундука. Лицо старика вытянулось.
Киммериец быстро подошел к следующему сундуку и взломал его.
— Пусто! — проорал он, вложив в крик всю душу. — Пусто как в кошельке у нищего!
Раскрытые сундуки обращались пустыми глазницами в потолок, словно раненые циклопы. Грохот взламываемых крышек сопровождался все новыми и новыми воплями разочарования.
Серзак потерянно бродил среди сундуков вслед за киммерийцем, бормоча что-то на незнакомом языке. Голова сказителя вертелась и глаза бегали, не в силах остановиться ни на мгновение. Неожиданно старик встрепенулся.
— Смотри, друг мой, вон там, — Серзак показал пальцем где именно, — вон там я вижу нечто интересное, и если ты потрудишься, то тоже сможешь увидеть.
Конан взглянул в указанном направлении. Среди сундуков был островок со столом, наподобие тех, которые использовали коринфские писцы — на наклонной поверхности лежала раскрытая книга. Она, как и все вокруг, была покрыта слоем пыли. Конан подошел к столу и сдул со страниц пыль. Странные незнакомые знаки посмотрели на него. Знаки были похожи на зверей, отчаянно дерущихся друг с другом. Они были написаны черными, красными и синими чернилами. Кое-где встречались печати. Конан разочарованно простонал и собрался пронзить книгу острием меча, как будто она была виновницей их бед.
— Остановись, глупец! — вскричал Серзак.
Конан с удивлением поглядел на свои руки, сжимающие меч.
— Ты прав, — произнес киммериец. — Я забылся.
Серзак приблизился к книге и жадно уставился на непонятные знаки. Лицо его медленно преображалось. Усмешка кривила его сухие старческие губы. Язвительная усмешка человека, окончательно убедившегося в порочности и бессмысленности жизни.
— Я так и знал, — сказал Серзак. — Они поклонялись придуманному богу, но не забывали и о традиционном боге всех живущих в подлунном мире. Они, конечно, были глупцами, как и все люди, и когда им представилась возможность уничтожить самих себя, они не преминули это сделать. Но в одном наш друг
Конан всерьез обеспокоился состоянием его рассудка.
— Я в своем уме, не волнуйся, — угадав мысли варвара, поспешил уверить Серзак. — Конечно, в книге написано не это, но все это следует из написанного в книге. Вот, например, здесь, — сказитель ткнул пальцем в клубок красных змей, — написано, что в четырнадцатый день пятой луны года левого мизинца средней руки Ангираса торговцу Шугадару для покупки соли, серы, лианы и пальмового волокна выдано триста мер золота с условием двукратного возврата не позже третьего дня гадания года правого среднего пальца. Главный хранитель сокровищ Горкана, царь, занимался ростовщичеством — и, судя по всему, крупно прогорел. Здесь перечисляются казненные за неуплату долга, довольно много народу. — Серзак покачал головой. — К тому же царь был болезненно честен, и сам отдавал свои долги. Тут написано о выдаче жалованья золотом и серебром наемной армии, а тут — о плате крестьянам из клана Ворот в Пустыню. Да, с сокровищницей действительно, как говорилось в легенде о предсказании, были связаны десятки поколений, только за долгие годы в легенду вкралась ошибка — поколения не наполняли сокровищницу, а тащили из нее, и их затея увенчалась успехом!
Чем больше говорил сказитель о написанном в книге, тем больше Конан убеждался в невменяемости царя и его приближенных.
— Здесь, похоже, есть разделы. — Лоб Серзака прорезали глубокие морщины, он принялся дрожащими пальцами листать книгу. — Золото, драгоценные камни, благовония… — бормотал он, брызгая слюной и нервно проводя языком по верхней губе. — Ага! Вот оно. Так, так, так. Прибыль, убыль… — Указательный палец сказителя стремительно носился вверх-вниз, справа-налево. — Есть! — проорал Серзак и его пылающие глаза чуть не испепелили Конана. — Оно есть здесь, слышишь! Мы не зря старались!
Киммериец в недоумении уставился на Серзака. Старик явно спятил.
— Что здесь может быть? — спокойно спросил Конан.
Серзак с размаху впечатал ладонь в страницу книги. С громким хлопком поднялось облако пыли.
— Я тебе говорил, что в сокровищнице есть золото и серебро, драгоценные камни и благовония, но я также говорил и об эликсирах жизни, способных вернуть юную страсть восьмидесятилетнему старцу! — Серзак немедленно бросился на поиски.
В отличие от Конана, сказитель не взламывал сундуки, а только приглядывался к деревянным дощечкам, прикрепленным шелковыми тесемками к замкам. Конан попытался сделать тоже, но обнаружил, что его знания местного языка ничуть не увеличились.
— Ага! — сказал Серзак. — Конан, помоги мне!
Сундук, возле которого остановился сказитель, был ниже других, зато длиннее и шире. Конан подошел, мечом взломал крышку и открыл ее. Внутри сундук оказался разделен на секции и в каждой секции находился сосуд, запечатанный сургучом.
Руки Серзака задрожали. Он вытащил один из сосудов. Тот был упакован в оплетку и сделан из толстого прозрачного стекла. Серзак стер пыль с горлышка, высовывающегося из оплетки и поболтал бутыль. Жидкость внутри была темно-коричневой, густой и оставляла на стенках золотистую пленку.