Повести и рассказы
Шрифт:
Мне было немного страшно, но страх быстро растворился.
Мне стало жаль зверя.
– Он умирает, Мансур?
– Да.
Волк со злобой и отчаянием посмотрел на нас, приподняв морду. Меньше всего, подумал я, он нуждался в нашей жалости. Он хрипел, и жизнь по капле покидала его. Не знаю, зачем я дернулся вперед и подбежал к умирающему зверю. Мансур не успел меня схватить, я был маленький, но ловкий: «Куда ты? Стой!»
Волк глядел на меня пристально, как будто изучал. Я смотрел на него и не мог моргнуть не то от страха, не то
– Мансур, это ты?
– Да, это я, дядя Николай.
Дядя Николай был нашим соседом и старым другом моего отца и нашей семьи, он был из казаков.
Зверь заскулил, еще раз посмотрел на меня и обмяк.
Я навсегда запомнил этот момент: два горящих диких желтых глаза смотрят на меня. Прямо на меня, мне в глаза, как будто разговаривают со мной.
– Его наверняка отравили, и он пришел сюда умирать.
– Как это - отравили?
– спрашиваю я.
– Просто убили овцу, а потом набили ее отравой. А он и слопал. Ты же не смотрел ему в глаза, Адам?
– спросил дядя Николай.
– А то есть одна легенда. Если посмотреть в глаза зверю перед его смертью, душа его к тебе перейдет, ведь глаза - зеркало души.
Я потом всю ночь не спал, думал о том, что он сказал.
2
За несколько месяцев до войны многие дома опустели, многие наши соседи спешно уехали, особенно не местные, у кого не было тут корней. Жизнь изменилась, стала другой, воздух как будто стал тяжелым, и дышать стало нелегко. Наша улица опустела и затихла.
Не было уже общих веселых праздников. Те, кто остался, тоже как будто стали чужими и незнакомыми. Везде в воздухе веял вирус тревоги и недоверия. И мы все заразились. Затишье перед бурей.
На днях мой отец о чем-то громко спорил с дядей Николаем.
– Уезжай, Умар, бери семью и уезжай. Я тебе помогу.
– Нет, Николай, я никуда не поеду. Здесь мой дом, моя земля. Я не вор, не трус и не предатель. Здесь жил мой отец, мой дед. Здесь лежат мои предки.
– Тогда прощай, - глубоко вздохнул Николай.
– Да хранит тебя Аллах.
И они обнялись как в последний раз.
– Запомни, парень, нет плохого народа, есть плохие люди.
Мы столкнулись с дядей Николаем у ворот.
Обычно веселый и полный сил, он выглядел подавленным.
А потом уехал, как и многие остальные. Без него жизнь стала еще более серой.
Но было в этом сером тумане яркое светлое окно. Моя сестренка Зара подросла. Она была очень живой и шустрой девочкой. Непоседой и любимицей, которую все обожали. Но мне казалось, что я любил ее больше всех. А она больше всех любила меня. Ведь даже первое слово, которое она произнесла, было Адам - мое имя.
Я научил ее ходить, я мог часами гулять с ней по нашему маленькому двору. Она держала меня за большие пальцы, делая первые неловкие шаги.
Мансур назвал ее медвежонком.
У нее были большие черные глаза, как у мамы, и длинные пушистые ресницы. Хотя такие ресницы были и у меня.
Мансур дразнил меня в детстве, говорил, что я похож на девочку, и не понимал, зачем мужчине такие ресницы.
Она очень быстро научилась говорить, она была умным ребенком.
Прошло еще пару лет, и она уже пела своим звонким голосом.
У нее был хороший голос, и, когда я уставал после школы и домашней работы, она мне пела:
А еще она была очень любопытной и любознательной.
Однажды она подошла ко мне:
– Брат, дядя Николай рассказал одну историю.
– Какую?
– Что мы все и наши предки произошли от троянцев.
– От кого? Дядя Николай большой выдумщик, он и мне рассказывал этот миф.
– Что?
– Миф.
– А что такое миф?
– Это сказка, сестра. Очень давно в Греции жил поэт по имени Гомер.
Он написал историю в стихах. О том, как греки напали и сожгли Трою. Была война, которая шла десять лет. Но небольшой группе троянцев удалось выжить. Они долго странствовали, пока не осели в горах.
– А Греция - это далеко?
– спросила Зара.
– Да, очень далеко, - ответил я.
Но в те дни мы еще были счастливы и не представляли, как скоро все изменится. Все перемены словно запустил один день.
Утром отец отвез меня в город. Я тогда заканчивал школу, и отец мечтал, чтоб я стал помощником Имама. Но для начала надо было поступить в Медресе. Шпиль Минарета как будто стремился в небо. Помню, как отец впервые привел меня в мечеть. Он сказал, что это дом Бога. Я чувствовал трепет, смешанный с тревогой. Отец подарил мне маленькую книгу.
Он сказал, что это священная книга Коран - книга о Боге - и что мне надо учить арабский, чтобы я мог ее читать.
Но я был плохим учеником, и арабский давался мне плохо, в отличие от родного и русского языка.
Моя мама работа учителем русского, до того как появился Мансур.
Арабский я так и не выучил.
На площади было полно народа, словно это был митинг.
Люди кричали и толкали друг друга, размахивали флагами.
Ветер разносил листовки о свободе и независимости.
Отец быстро увел меня подальше и сказал, что Всевышний этого не желает.
Тогда я не понял, до чего же я был глуп.
Я любил читать, и бывало, что по вечерам читал все подряд.
Так вот, один русский поэт написал: «Мы отравлены свободой!» - как он был прав.