Повести и рассказы
Шрифт:
Вдохнул сырого октябрьского ветра. «Вот это повезло. Никогда так не везло».
Маленький спрятал горн в дровяном сарае под старой мешковиной, чтобы завтра перепрятать в более надежное место. Серым, промозглым утром, задолго до школы, он перепрятал трубу, да так, чтобы никто не нашел.
Потом он весело ходил по сырым улицам, ожидая, когда школьников станет больше и он смешается с их толпой.
Он думал, что в школе уже начался шум, и готовился к этому, тренировал равнодушное лицо и был удивлен и даже огорчен, что все шло обычным порядком. Никого никуда не вызывали, в классных шкафах не рылись. Клава бегала по школе не быстрее, чем всегда, с выражением прежней озабоченности
И на следующий день было то же самое и через неделю.
А раз никто не волновался, Маленький тоже беспокоиться перестал. Однажды он достал трубу из своего тайника и поднес ее к губам. Труба заговорила. И все последние страхи отлетели в сторону, как худые сны отлетают, когда человек откроет глаза, а у изголовья его стоит солнце.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Еще из прошлого. «Сломанный зуб»
В каждом городе есть что-то свое, самое-самое. Такое, как Исаакиевский собор. Человек, побывавший в Ленинграде и не поднявшийся на Исаакий, вроде бы не сделал самого главного. Без этого ему неловко возвращаться домой.
Когда приезжий узнает, что старожил — приятель его или родственник — никогда не лазил на Исаакий, он ушам своим не верит. «Шутишь?..» А тот: «Чего я там не видал…» Приезжий обижен такими словами. Он не понимает и никогда не поймет, что старожилу достаточно жить в одном городе с Исаакием и дышать с ним, как говорится, одним воздухом.
В Усть-Верее, где живет Маленький Петров, свои достопримечательности. И главная среди них — крепость.
Крепость построили шведы на западном берегу реки Вереи. В одиннадцатом веке. Стены крепости были когда-то высоки и крепки, а над крепостью царила грозная башня. С этой башни шведские рыцари следили за действиями хитроумных новгородцев, которые у них под носом, на противоположном берегу, построили свои, приземистые, словно черепаха, укрепления.
Шведские рыцари глядели на укрепления новгородцев зорко и подозрительно, потому что, как рассказывает легенда, те построили их за одну ночь…
Века прошли, поколения, войны, а крепости так и стоят друг против друга — по берегам реки. Правда, во время последней войны им крепко досталось. Особенно шведской. Когда наши войска освобождали Усть-Верею, дозорная башня служила им ориентиром. А фашисты использовали крепость как естественное укрепление. На этих берегах была жестокая битва.
И все-таки крепость еще похожа на крепость. Только вот башня сильно пострадала и остался от нее лишь высокий обломок круглой стены. Когда приближаешься к Усть-Верее с востока, уже километрах в пятнадцати вырастает на горизонте подобие гигантского сломанного зуба. Это и есть башня. Увидев знакомую башню, устьверейцы собирают свои рюкзаки, чемоданы, готовятся к выходу.
Усть-Верею пересекает дорога, усыпанная сланцевой пылью, праздничная и деловая, с туманной далью в оба конца. Немыслимо давно проступила она на лице земли, как морщины проступают, и навсегда осталась меж полей и болот, одуванчиков и васильков.
Дорога бежит через Усть-Верею направо и налево, далеко — на западе и востоке — вбегает в города-красавцы, в города — зажмурь глаза, в города без края и тишины. Она дробится там на бесконечные улицы, переулки, тупички. Эти большие города — точно корни дерева и крона его, а между ними маячит прямой и стройный ствол дороги…
В городке, где живет Маленький Петров, дорога только приостанавливается ненадолго. Люди мимо едут, привал — пять минут, ноги поразмять, оглядеться. Тут же, на крепостном дворе, музейчик. Минут за десять можно его осмотреть, если бегло. Мортиры поставлены на крепостном валу. Трогай, сколько влезет, верхом садись — никто слова не скажет.
Все свое свободное время, а его предостаточно, Маленький Петров проводил на пятачке около крепости. Здесь разворачивались и останавливались легковые машины и экскурсионные автобусы со знаками иных городов, а нередко и стран. Здесь всегда толпился свежий люд, велись непонятные, а потому такие притягательные разговоры, здесь можно было, наконец, вволю наменять спичечных коробков — ради этикеток, конечно. Их собирали все мальчишки в городе. В синих тренировочных костюмах, с пузырями на коленях и локтях, Маленький Петров и еще десятка полтора таких же, как он, бросались на штурм автобуса.
— Дяденька, махнемся!..
Маленький Петров всегда лез напролом и был удачлив. Он кидался от машины к машине, лез в двери, в окна…
Автобусы, набитые людьми и вещами, уносились в загадочные дали, а на пятачке после них оставалось облако дыма. И в облаке — Маленький Петров, встрепанный, как воробей после драки.
Бывали на пятачке и пустые часы — ни одного автобуса. Тогда Маленький и его приятели носились по крепостному валу, играли в прятки, в войну. Развалины башни ограждены, на ограждениях плакаты: «Ходить строго запрещается», «Опасно для жизни», «За нарушение — штраф»… Сломанный Зуб под угрозой обвала — так показала экспертиза. Взрослые сторонились этого места, а мальчишки лезли, куда им надо. И все, слава богу, обходилось.
Ноги Маленького Петрова знают в развалинах каждую впадину и выступ. Именно здесь, почти на вершине Сломанного Зуба, в расщелине между камнями, он и спрятал пионерский горн.
Это место высоко над землей. Отсюда Маленький много чего видел. С одной стороны — дорогу. С другой — тоже дорогу, а на ней смешные игрушечные машины. С третьей стороны — Верею, бегущую к морю, а с четвертой — само это море, неразличимое в сизой дымке. Угадывалось оно по ровному, как ниточка, горизонту.
Когда в один прекрасный день Маленький Петров достал трубу из своего тайника и поднес ее к губам, он не был уверен, что труба загудит. А она загудела, сначала робко, чуть слышно, а потом — ого! — он и не ждал, что так здорово получится. «Эй, ма-ши-ны, вы, ма-ши-ны, — протрубил он в сторону дороги, — МА-Зы, ГА-Зы, «Моск-ви-чи», са-мо-сва-лы и «По-бе-ды», что так мед-лен-но пол-зе-те, то-ро-пи-тесь, то-ро-пи-тесь…»
Это было, оказывается, просто и весело — трубить все, что в голову придет: «Ду-ду-ду, ду-ду-ду, сидел ворон на дубу…» Что думать — то и трубить.
«…Вело-вело-си-пе-дис-ты, ос-та-нов-ка за мос-том!»
Двое парней в ярких шапочках въехали на мост, а он еще гремел под самосвалами. Велосипедисты миновали мост и, преодолев взгорок, спешились у первого же городского дома. Маленький засмеялся.
…«Эй, «Икарус», ты, «Икарус», никуда ты не поедешь, я тебя остановлю!..»
Похожий на огромную гусеницу, серый от пыли «Икарус» развернулся на пятачке около крепости и затих.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Аврал. Новые достоинства боцмана Ленца
К Дворцу пионеров подъехал грузовик. Из кабины высунулся шофер — распаренный, пиджак на голое тело. Капитан помахал ему рукой: давай, мол, ближе… И крикнул:
— Аврал!..
Боцмана крикнули «аврал» своим экипажам.
Каждый крикнул «аврал» самому себе и всем остальным.
Но и этого показалось мало. И все еще раз крикнули «аврал» — не вразброд, а дружно, так что соседние улицы услыхали.
Пускай все знают, что нет ничего веселее и радостнее аврала.