Повести и рассказы
Шрифт:
— Для вас, — отвечает она, — я не милая девушка, а старший начальник. Я вам приказываю, а вы выполняйте, мичман.
А сама чуть не плачет.
— Успокойтесь, — говорю я, — все равно ваше приказание я выполнить не могу. Вот придет командир корабля мичман Ласточкин, даст команду, тогда и пойдем.
— Мичман Ласточкин не придет, — говорит она и показывает на свою волокушу.
— Так, — говорю я, — тогда, конечно, другое дело… А куда же его?
— В голову, тяжелое, — отвечает она, а сама торопит санитарок с погрузкой.
— Но идти-то все равно нам нельзя, — говорю
— Матросы не вернутся, — говорит она, — никто из вашего экипажа не вернется… Готовьте судно!
— Судно-то готово, — отвечаю я, — да без рулевого не могу же я идти.
— Я сама встану к рулю…
— А вы хоть раз за рулем стояли?
— Нет, — говорит.
Посмотрел я на Волгу. Представил, как нам идти… И такой широкой показалась мне Волга. Сейчас-то тихо на воде, и солнышко светит. А выйдем из-под горы, и сразу закипит все от разрывов. Ну как в такой обстановке ставить ее к рулю? Накроют первым же снарядом.
— Ну, вот что, — говорю, — подождем до вечера, а как стемнеет, попробуем. Может, и прорвемся.
— Нет, нет, — говорит она, — это невозможно. У меня здесь все тяжелые. Всех нужно срочно оперировать. Я на час не могу оставить их без хирургической помощи. Не имею права.
— А под огонь подставлять людей и судно — это вы имеете право?
Она подумала секунду, потом говорит:
— Мичман, миленький, может, как-нибудь, может, чудом вдруг проскочим? Ведь тогда всех можно спасти.
— Так-то так, — говорю я, — дело, конечно, большое, но ведь чудеса-то не часто бывают. На чудо надежда плохая.
— Ну, плохая, а все-таки есть? Есть, скажите?
— Вот сюда не надеялись, а прошли, — говорю я.
— И обратно пройдем. Только давайте скорее. Ну, поехали?
— Ну, поехали, — говорю, — если так.
Подвел ее к штурвалу.
— Так — вправо, так — влево… Понятно? Ехать нам вон туда, видите кустики? А правее воложка. Понятно? Если доберемся туда, тогда метров за тридцать от берега дергайте этот шнурок. Это сигнал, я остановлю машину… Понятно?
Она кивает: понятно, мол.
— Ну, — говорю, — раз понятно — пошли.
Нога у меня распухла, болит, стоять невозможно. Но я кое-как доковылял, взял багор, отпихнулся, развернул «Комсомольца» носом от берега.
— Ну, — говорю, — капитан, теперь держитесь, не зевайте. В случае чего поминать-то вас как?
— Валя, — улыбнулась она, — а вас?
— А меня Илья, — и пошел в машину.
И только вышли из-под берега — началось. Я в то время был уже хорошо обстрелян: две недели переправ — стаж по тем временам немалый.
Но, знаете, и мне как-то стало не по себе — все время в кольце разрывов. Как ухнет, как даст под бортом, ну, кажется, все. Наш корабль прыгает, кренится. Вот-вот либо на дно нырнем, либо на воздух взлетим. Но пока что идем, держимся.
И, представляете, пришли благополучно. Не совсем, правда…
Зашли уже в воложку. Это я понял, потому что разрывы вокруг сразу прекратились. Такая тишина, только двигатель стучит. У меня рука на регуляторе, ухо повернул к колокольчику, жду сигнала. Но сигнала нет пока — значит, идем вперед. На всякий случай я сбавил все-таки обороты и только сбавил —
— Слушайте, Валя, — говорю я, — чего же плакать теперь-то? Ведь все хорошо.
— Да, — говорит, — все хорошо.
И вижу: хочет улыбнуться, а не может, слезы так и катятся ручьями.
А по берегу уже бегут к нам краснофлотцы. Гляжу, и адъютант бежит.
— Что случилось? — кричит на ходу. — Мичмана Ласточкина к контр-адмиралу.
— Никак нет, — говорю, — товарищ капитан-лейтенант, мичмана Ласточкина сперва к хирургу нужно.
Он посмотрел на меня.
— И вы, — спрашивает, — ранены?
— Так точно, и я ранен.
— Доложить можете?
— Так точно, доложить могу…
Да… Ну, доставили меня к адмиралу. Доложил я. Адмирал посмеялся. А потом и мне друзья доложили, как это вышло.
Баркасы эти вертлявые, рыскливые, особенно на течении да порожнем. Удержать такой баркас на курсе и вообще-то не легко, а если в первый раз стал к рулю человек, то, сами понимаете, какие кренделя начнет выписывать.
Валя старалась, конечно, как могла. Ну да ведь это еще хуже. Тут навык нужен, а не старанье. Короче говоря, такой сложный курс выбирал наш «Комсомолец», такие петли выделывал, что на берегу только диву давались. При таком беспорядочном курсе целиться практически невозможно. Ну и получилось, что идем мы сами не знаем куда, а снаряды и мины ложатся кругом, но все мимо.
А контр-адмирал в это время сам оказался на НП и, как увидел нашу джигитовку, спрашивает:
— Кто командир?
— Мичман Ласточкин.
— Ну, знаете, — говорит, — Ласточкин этот мастер. Как придет — сразу давайте его ко мне. Молодец… представлю…
Перевязку мне Валя сама сделала. Ночевал я на «Комсомольце», а утром списали меня в госпиталь…
Что потом с «Комсомольцем» стало, не знаю. Ласточкин выжил, вернулся в строй. Сейчас на Балтике. А Валя в Ленинграде в академии. Она мне пишет, но редко. Все некогда. У них там экзаменов очень много…
Машина времени
За месяц как на ладони встала передо мной вся жизнь маленького суденышка. И вот, услышав столько о прошлом славного кораблика, я решил познакомиться с ним лично.
Не без труда мне удалось узнать, что приписан он к порту Махачкала. Гидросамолет за два часа пронес меня над синими волнами Каспия и бережно опустил на маленький аэродром, густо заросший полевыми цветами. Потом я добрался до города, побывал в порту, отыскал рыбозавод и к вечеру увидел, наконец, «Комсомольца».