Повести и рассказы
Шрифт:
Жил он в старинном купеческом доме, в комнате с тремя окнами на Волгу. И хотя комната была просторная и высокая, она и в самом деле чем-то напоминала каюту.
Морская койка с бортиком ютилась в углу.
Большой пароходный стол на одной ноге стоял посередине. Вдоль стен висели длинные полки; на них рядком стояли отлично сделанные модели каспийских танкеров, пузатых рыбниц, стройных сейнеров и парусных реюшек.
А в углу, украшенный цветными изразцами и причудливыми лепными фигурами, до самого потолка возвышался широкий камин. В нем чуть теплились под слоем серого пепла угольки.
В
Петр Петрович встретил меня, как радушный хозяин, усадил в глубокое кресло, подвинул его поближе к камину, а сам захлопотал по хозяйству. Мне даже неловко стало, что старый человек так суетится из-за меня. А он, не обращая внимания на мои протесты, быстро, по-хозяйски накрыл стол, достал бутылочку вина, включил электрический чайник. Потом надел старый бушлат, принес большую охапку дров и аккуратно сложил их в ящик возле камина.
Странные это были дрова — не ровные куски, не обломки даже, а скорее осколки потемневшего от времени дерева. Местами виднелись на них следы смолы и краски. Кое-где черные пятна гнили глубоко въелись в ветхую древесину, в иных торчали обломки ржавых гвоздей.
Петр Петрович старательно отобрал какие-то особенные дрова, уложил их грудкой над тлевшими угольками и, наконец успокоившись, пригласил меня к столу.
Он расспрашивал меня о Москве, о Ленинграде, где я был недавно. Я его — об общих знакомых, о море, о путине… Но сначала как-то не клеился разговор.
Потом я спросил о моделях.
— Да занимаюсь от скуки, — сказал Петр Петрович, — у нас ведь тут, на Каспии, флот особенный. Есть такие суда, что в целом мире нигде не найдешь. Ну вот я и решил от нечего делать построить модельки. Сдам в музей — пускай молодые поучатся, посмотрят, на чем деды в море ходили. Вот, к примеру… — Он показал на рабочий столик, где стоял неоконченный корпус модели. — Помните, мы «Комсомольца» встретили в море? Вот такой же точно он и был.
— А теперь где же он?
— А теперь? Да где же ему быть? Исключен из состава флота вроде меня. Вот вы видели нынче, как корпуса на дрова разбирают. Вот так же и с ним: двигатель на завод куда-нибудь отвезли, разбили на переплавку. А корпус — на дрова, да в печке сожгли…
— Ну как же так? — перебил я. — Корабль с таким прошлым — и на дрова? Это же памятник своего рода.
— Э, батенька, памятник… Этак весь флот придется на память беречь — места не хватит. А прошлое, — Петр Петрович обернулся к камину, где дрова уже дымились и потрескивали тихонько, — прошлое у любой чурки есть.
— Но нельзя же и прошлое забывать, — не сдавался я.
— Нет, зачем забывать? Помнить нужно. У нас, слава богу, помнить есть чего. Только слишком-то в прошлое упираться тоже, по-моему, не стоит. Ну вот мне, старику, мне бы вроде, кроме прошлого, ничего и не осталось. В переплавку нас не берут, в печках не жгут. Благо кормят — сиди да вспоминай. И вспомнить есть что, конечно. Я все сорок лет с Советской властью в ногу прошел. Ну да ведь теперь сорок, а там пятьдесят
— Так-то так, — согласился я, — ну, а все-таки жаль «Комсомольца». Сжечь такой корабль…
— А чего жалеть? — не сдавался Петр Петрович. — Прошлое наше никаким огнем не выжжешь, дела никакой резинкой не сотрешь, а гнилушка — что так догниет, что в печке сгорит, так в печке-то лучше, по-моему. Тут хоть с пользой. А горят они как! Вот сейчас разгорится — посмотрите.
Я обернулся к камину. Там еще дымили дрова, но вдруг они вспыхнули жарким пламенем. Только это было не простое, а сказочное какое-то пламя: то выбивались из него ярко-зеленые, то желтые, то фиолетовые языки. То красный пунцовый свет, как раскаленная лава, вырывался из топки камина.
Петр Петрович встал, погасил люстру, и разноцветные отсветы забегали по стенам, догоняя и сменяя друг друга.
— Вот как горят, — сказал Петр Петрович. — Я бы сам не прочь так-то сгореть. Фейерверк, салют, а вы говорите — жалко. А знаете, почему так горят? Морская вода. Тут и кальций и стронций — вся химия в них впиталась, все их прошлое, так сказать. Для камина самые лучшие дрова: английские лорды такими топят. Ну да ведь мы-то не лорды. Им сидеть, да в камины смотреть, да о былом величии помнить только и осталось. А у нас еще столько дел впереди…
Мы долго еще сидели у камина. О чем думал Петр Петрович, я не знаю. А я, каюсь, весь вечер думал о прошлом.
А когда, наконец, догорели цветные огни и судовые часы, висевшие на стене, пробили восемь склянок, я спохватился: с утра у меня было много важных дел, а идти далеко…
Я распрощался с хозяином и зашагал по ночному городу.
Улицы были пусты, свет в окнах давно погас, а над затоном по-прежнему вспыхивали голубые молнии электросварки, и дробный гром молотков нарушал морозную тишину.
ДВЕ ПОБЕДЫ
Две победы
Много лет назад на Дальнем Востоке у меня был друг Алеша Мордвинов.
В то время я плавал третьим помощником капитана на маленьком зверобойном боте. Мордвинов поступил к нам механиком и как-то сразу «пришелся» и к людям и к кораблю.