Повести и рассказы
Шрифт:
В кругу для «свободной борьбы», где демонстрировался любимый спорт янки, началась свалка, настоящая драка.
— Пора! — решил Андрей. Он воспользовался этой потасовкой, в которую вмешались все американцы, без исключения, быстро выбрался из толпы и скользнул за ворота. В километре от лагеря находилась сосновая роща. Андрей бежал, сколько хватало сил, чтобы скорее скрыться в лесу. Но если из лагеря Андрею было легко убежать, то теперь он думал о том, что делать дальше, как добраться до Берлина…
12.
Однажды рано утром начальство лагеря засуетилось и подняло всех на ноги. Мели двор, чистили уборные, выскребали мусорные ящики и помойные ямы, убирали остатки угля и золы. Работа кипела. Бараки тоже заставили мыть, наводить некоторую чистоту и порядок.
Вся эта суета напомнила Вове и Люсе 1941 год, когда Штейнер готовил ребят на продажу. Опять лагерников партиями повели мыться, на этот раз не к болоту, а в настоящую баню.
За много месяцев это был первый выход за ворота с колючей проволокой, первая баня. После купанья выдали чистое бельё и новые костюмы: юношам — брюки клёш и пиджаки с множеством карманов, девушкам — платья. Правда, костюмы и платья были из какого-то грубого, похожего на «чёртову кожу» материала, но всё же это было лучше, чем лохмотья. Обувь тоже заменили: вместо немецких ботинок на деревянной подошве выдали американские, с медными шпильками, на каучуке. «Что ж это такое?» — думал Вова.
Ребята долго обсуждали, как быть, и решили: надеть выданное обмундирование и обувь, но быть готовыми к отпору в случае любой провокации.
— Что, по-твоему, они задумали с нами сделать? — спрашивала у Вовы Люся.
— Наверное, нас снова хотят отправить куда-нибудь на работу, — ответил он. — Ведь отправили же Андрея!
— Но мы не поедем! Будем бороться, потребуем пропустить наших делегатов к советским оккупационным войскам. Правда, Вова?
— Только так! Расскажи об этом всем немедленно, пусть готовятся.
Сытый американец в офицерской форме, с огромным чёрным пистолетом на боку, прибыл в лагерь со свитой солдат, сержантов и переводчиков.
На площадку вынесли столы. Начался опрос ребят.
— Где родился? — через переводчика спросил офицер у Вовы.
— В Советском Союзе.
Вова отвечал гордо, отчётливо, чтобы подбодрить тех, кто шёл за ним.
— Родители есть?
— Есть.
— В лагере давно?
— С 1941 года. Довольно мы здесь намучились.
— Партийность?
— Что-о? — переспросил Вова.
— Господин офицер спрашивает тебя, принадлежишь ли ты к какой-нибудь молодёжной организации, партии.
— У себя, в Советском Союзе, я был пионером.
Переводчик добросовестно перевёл офицеру.
— Значит, был маленьким большевиком? — спросил переводчик.
— Я и сейчас большевик, — громко ответил Вова.
— Американское командование и правительство, — начал переводчик, — предоставляют тебе право выбора: ты можешь поехать в Соединённые Штаты Америки, Англию, Канаду, Аргентину. У вас в России плохо после войны, голод. Поэтому американское правительство хочет помочь тебе и твоим товарищам. И ещё господин офицер просил передать, что в Советском Союзе тех, кто возвращается из Германии, карают, заставляют работать на шахтах и даже сажают в тюрьму. Ты понял?
— Я-то понял, да вы ни черта не понимаете! Мы уже знаем лучшую страну мира — Америку. Нам показывали ваши кинокартины. Только мы Родину нашу ни на что не променяем. Мы хотим и требуем, чтобы нас отправили в Советский Союз! Только в Россию!
Вова говорил воодушевлённо, глаза его горели, он чувствовал, как в тишине взволнованно слушают его товарищи.
Переводчик торопливо бормотал офицеру Вовино заявление. Офицер махнул рукой. Вова подумал с гордостью: «Не вышло, господа американцы! Не нравлюсь, не подхожу!»
За соседним столом отвечал другой мальчик. Он, как и Вова, говорил резко, голос его дрожал от обиды.
— Если меня силой повезут в какую-нибудь «лучшую страну», а не в Советский Союз, — говорил он, — я буду драться, но не поеду. Да, буду драться до смерти, ясно?
— Зачем же драться? — сказал, учтиво улыбаясь, переводчик. — Дело добровольное, тебе предлагают выбор.
— Мы знаем ваш выбор. Всё это ложь. Нас тут держат без нашего согласия и выбора, а тоже называют это свободой!
Недалеко от Вовы стоял американский солдат — негр. Он слышал, как Вова отвечал офицеру. Негр то улыбался, обнажая белые зубы, то мрачнел. Вова тоже наблюдал за ним и без слов понимал, что негр сочувствует ему. Может быть, он немного понимал по-русски.
Вова вышел из толпы и направился в барак к девочкам, чтобы повидать Люсю. Его догнал солдат-негр. Вова подумал: «Опять на допрос», но услышал:
— Совет Юнион гуд. Сталин гуд. Русска камрад гуд. Сенк’ю, русска камрад! [31] — шептал торопливо негр.
31
Советский Союз хороший. Сталин хороший. Русские товарищи хорошие. Благодарю вас, русский товарищ…
Вова посмотрел в большие тёмные глаза негра и, улыбаясь, ответил:
— Негр — американский солдат очень гуд, хороший, понял?
Не успел он закончить фразу, как раздался глухой удар.
Ни Вова, ни солдат-негр не заметили, как к ним подошёл американец. Негр вздрогнул и покачнулся. Через мгновение он опомнился и покосился на Вову, как бы говоря: «Сам видишь, какова наша Америка!»
Ударивший негра сержант равнодушно жевал резинку и брезгливо вытирал платком руку.
— Человека бьют, как животное. Тоже мне, представители лучшей страны мира! — громко сказал Вова.