Повести и рассказы
Шрифт:
Владиков сел на стул, дочитал письмо и сказал:
— Юнаки, пятнадцатого марта мы тронемся в Бухарест. А пока все должны оставаться здесь и готовиться по мере сил. Вы прочли письмо Дьякона?
— Хаджия читал его вслух.
— А где же Попик? — спросил кто-то.
Владиков встал.
— Собрание кончено. Ребята, в среду опять соберемся у меня.
— Хорошо.
— Но если снова какой-нибудь полицейский придет мешать нам, мы ему зададим жару, клянусь виселицами Митхада-паши.
— Ну уж нет, никто больше не придет.
— Пусть только посмеют!
— Прощайте!
— Спокойной ночи!
Все
Прежде чем выйти со двора училища, Македонский направился в угол, где были сложены колотые дрова, взял под мышки десяток поленьев и направился вместе с Хаджией прямо домой, шепча на ходу:
— Это народные дрова, а мы с тобой служим народу.
Тьма была непроглядная. Улицы совсем опустели, дул сильный ветер. Хэши, торопясь поскорей дойти до своей лачужки, шли молча. В одном месте полицейский, стоявший на посту, остановил Македонского и спросил, что тот несет под мышками.
— То, что всего нужнее в такую ночь, братец мой, — ответил Македонский по-румынски, потом выругал полицейского по-болгарски.
Когда они пришли домой, Хаджия чиркнул спичкой и стал искать свечу. В комнате тоже стоял мороз. Жерло печи зияло, безмолвное и холодное. Македонский бросил дрова на пол.
— Погоди, вот набью пасть этому чудищу, что осклабилось на нас, словно бес, услышишь, как оно заревет, — сказал Македонский, потом со свечой в руке сунул голову в печь и стал разгребать золу, но вдруг отпрянул назад, ошарашенный, побледневший…
— Хаджия, у чудища в пасти змея! Видал ты когда такое?
— Как?
— В печке змея, свернулась кольцом в золе.
— Враг, черт и бес! — воскликнул Хаджия. — Змея? В такой мороз? Да она издохла, наверное.
— И правда, не шевелится; значит, окоченела, как мои ноги на Дунае… Погоди, я ее вытащу! — И. он зацепил змею длинными щипцами.
— Эге! Тяжелая, словно свинца наелась… Ой! Да это не змея… Это что-то из зеленого сафьяна. Постой!
— Осторожней, — вырвалось у Хаджии, и он тоже сел на корточки и заглянул в печь.
Македонский уже не просто сжимал, а тянул что-то к себе щипцами. Наконец змееподобный предмет был вытащен на самый край топки, откуда он тяжело упал на пол с металлическим звоном.
— Ох, да это пояс, а в нем деньги! — крикнул Македонский.
— Полный! — заорал Хаджия. Тут оба вцепились в пояс, но Македонский победил, и добыча осталась в его руках. Хаджия весь дрожал, а Македонский пыхтел и невольно старался держать пояс подальше от алчных взглядов товарища. И вдруг конец пояса развязался и оттуда посыпались блестящие золотые наполеоны. Хаджия кинулся к ним, как безумный.
— Стой! — прикрикнул на него Македонский, сжимая железными пальцами его шею. — Сколько бы ни было — разделим пополам.
— Да, поделим, поделим, — задыхаясь, бормотал Хаджия.
Из пояса вытрясли все монеты. На полу сверкала кучка золотых. Хэши оторопело переглянулись.
— Кто же это сыграл с нами такую шутку? — крикнул Македонский.
— Почем знать… может, нечистая сила.
— А почему она не подарила нам этот пояс вовремя, а дала его теперь, в конце зимы? Но все равно, и за то спасибо, — сказал Македонский и принялся считать золотые.
— Э-ге-ге! — вскричал вдруг Хаджия и ударил себя по лбу. — Какой же я дурак! Да это Попик сунул туда деньги.
— Ну что ты? Неужели этот болван способен на такое дело? — с завистью проговорил Македонский. — Всего сто четыре наполеона. Бери свою кучку, а я суну эти кружочки за пазуху, чтобы их мышки не съели.
И они набили себе карманы весело звенящим золотом.
— Ох, я весь вспотел, разогрелся; правду говорят, что золото греет, — сказал Македонский. — Ну как, неужели мы тут и останемся ночевать, как скотина какая-нибудь?
— В отель «Петербург»! — закричал Хаджия.
— Да ну тебя с твоим «Петербургом»! Больно уж далеко!.. Впрочем, ладно, пускай «Петербург». Был бы у нас фаэтон — неплохо бы…
Хэши встали и пошли к выходу. Македонский бросил презрительный взгляд на убогую комнатушку и сказал:
— Дрова пусть достанутся Попику, когда он явится. А я-то целый час их тащил, принес ему готовенькими. Пускай знает, как старается для него его друг Македонский.
В июне 1876 года, накануне войны между Сербией и Турцией {31} , в Бухаресте, в кофейне Лабеса, за столиком, на котором лежали западноевропейские газеты, сидели и беседовали несколько человек болгар. За соседними столиками расположились румыны, евреи, французы, немцы и другие иностранцы; одни разговаривали о политике, другие, поставив перед собой кружки с пивом, читали газеты.
Все общество было заинтересовано последними тревожными известиями о неминуемой войне между вассалом и сувереном.
31
…накануне войны между Сербией и Турцией. — Сербско-турецкая война, в которой участвовали в рядах сербский войск русские и болгарские добровольцы; началась 18 июня 1876 г. Развивалась неблагоприятно для Сербии. Посла ультиматума России Турции военные действия были прекращены 20 октября 1876 г.
Прислушавшись к разговорам, которые здесь велись, можно было сразу понять, что иностранцы сочувствуют туркам. Все они ждали часа, когда маленькая Сербия будет разгромлена громадными военными силами, которые Абдул-Керим-паша {32} уже сосредотачивал на сербской границе, и все радовались. То и дело раздавались восклицания и оскорбительные выражения по адресу сербов и славян вообще.
Лишь маленькая компания болгар чувствовала и думала по-другому.
— Только что стало известно, что Сербия мобилизовала девяносто три тысячи человек; если это правда, армия у них немалая, — говорил толстый, приземистый, смуглый болгарин с черной бородкой, полнота которого в сочетании с элегантным костюмом и цилиндром ясно свидетельствовала о том, что этот политикан — богатый человек.
32
Абдул-Керим-паша — главнокомандующий турецкими войсками во время сербско-турецкой войны 1876 г. и в начале русско-турецкой войны 1877–1878 гг.