Повести и рассказы

Мильчаков Владимир Андреевич

Затем ему доложили, что в подземных казармах солдаты-эсэсовцы из охраны подрались и изрезали друг друга ножами. Один из них уже умер, второй, может быть, и выздоровеет, но останется калекой.

У генерала мелькнула мысль — не отдать ли приказ о проведении опыта с новым препаратом ЦМ на этом полуживом эсэсовце? Ведь докладывать о чрезвычайном происшествии все равно придется, а охранник, даже выздоровев, будет ни на что не годным инвалидом. Генерал нашел, что это очень хорошая мысль, и, установив, что драка уже закончена, осложнений не предвидится, сам лично поднялся в казарму охранников.

Внешне

казарма подземного города ничем не отличалась от обычной казармы. Только низко нависшие потолки, мощные стальные двухтавровые балки вместо обычных да полное отсутствие окон говорило о том, что это подземная казарма. В огромном, более чем на сто человек, помещении было почти пусто. Только около самого входа, на полу, в луже крови лежал человек в мундире солдата СС. С первого взгляда было видно, что этот человек мертв. Неподалеку на кровати слабо стонал второй эсэсовец. Над ним уже склонился главный врач грюнманбургского госпиталя со своим помощником. Третий эсэсовец в наручниках стоял в глубине казармы под охраной двух таких же, как он, охранников. Взгляд, горевший мрачным огнем, тяжелое прерывистое дыхание и изорванный в клочья мундир свидетельствовали о том, что охранник только что выдержал схватку не на жизнь, а на смерть, дрался долго и яростно. Неподалеку от скованного эсэсовца на солдатской койке сидел хмурый, расстроенный офицер и молча наблюдал за врачом, бинтовавшим раненого. Появление генерала никто из находившихся в казарме не заметил.

— Что здесь происходит?! — взвизгнул фон Лютце, пораженный более невниманием к себе, чем открывшейся перед ним картиной.

Офицер вскочил с койки и подбежал к генералу. Это был лейтенант Фриц Гольд.

— Разрешите доложить, господин генерал… — начал он.

— Что вы мне будете докладывать? — грубо оборвал его фон Лютце. — И так ясно, без всяких докладов. Из-за чего подрались эти скоты?!

— Из-за девушки… вернее, из-за девки, господин генерал, — доложил лейтенант Гольд.

— Безобразие! — визжал генерал. — Вы… вы совсем распустили своих солдат! Дошло уже до поножовщины. Если вы немедленно не исправите положение, я буду вынужден заменить вас более опытным командиром. А вы поедете на фронт. Да, да, на фронт, не будь я фон Лютце. Что вы молчите, как истукан?!

— Разрешите доложить, господин генерал, — запинаясь, начал испуганный лейтенант. — Происшествие случилось…

— Я наведу здесь порядок, — перебил его фон Лютце. — Этого негодяя сегодня же на фронт. На Восточный фронт. Пусть режет русских, скотина этакая. Это будет на пользу Германии. А вы пойдете следом за ним! — выкрикнул он в лицо побледневшему лейтенанту и, повернувшись к нему спиной, приказал:

— Господин врач, прошу ко мне!

Врач, бросив бинтовать раненого, рысцой подбежал к генералу.

— Как он? — кивнул фон Лютце на раненого. — Выживет?

— Безусловно, выживет, но останется на всю жизнь калекой, инвалидом, — негромко доложил врач.

— Подопытных пленных еще не прислали?

— Никак нет. Испытания остановлены.

— Так, — раздумывая, протянул генерал и затем, понизив голос, приказал врачу: — В госпитале положите его в палату «Зет».

— Но, господин генерал… — в ужасе отшатнулся врач. — Ведь раненый — чистокровный немец. Для испытаний «Цеэма» приказано использовать только военнопленных, русских.

— В Германии уже достаточно калек, — прищурился генерал. — В формуляре запишите, что он скончался от ран.

— Слушаюсь, — растерянно пробормотал врач. — Но…

— Фюрер умеет награждать преданных ему людей, — благосклонно улыбнулся фон Лютце. — Я позабочусь об этом.

Обратно в свой кабинет фон Лютце вернулся еще более расстроенный. А в середине дня из имперской канцелярии запросили, почему так долго не начинает свою работу фабрика брикет. Фабрикой брикет условно называлась лаборатория «А». Генерал поморщился. Не понимают они там, что ли, что за две-три недели невозможно восстановить то, что строилось чуть не три года.

Восстановить! Генерал фыркнул. Хорошенькое восстановление! Все строится заново, километров за пять от разрушенной лаборатории. Даже место взрыва оказалось смертоносным для людей — специалисты, обследовавшие то, что осталось от взлетевшей на воздух лаборатории, сейчас в госпиталях. После взрыва возникли какие-то излучения, о которых раньше и не подозревали. Хорошо, что он сам не поехал осматривать развалины. Быть подопытным кроликом — перспектива не из приятных!

Однако надо поговорить с новой начальницей лаборатории «А», фрейлин Шуппе. Пусть доложит, как идет оборудование лаборатории и когда можно будет приступить к работе.

Генерал приказал вызвать к себе Лотту Шуппе.

Девушка доложила фон Лютце, что через несколько дней исследования можно будет продолжить.

— Господин Зельц работает целыми сутками, — сказала она, заканчивая свой доклад. — Он почти не выходит из лаборатории. Если добавить ему в помощь человек пять-шесть таких же, как он, специалистов…

— Об этом не должно быть и речи, — недовольно оборвал ее генерал. — Мы не можем поставить на эту работу никого из немцев, иначе тайна перестанет быть тайной. Если бы у нас были военнопленные специалисты, чтобы по окончании работ их можно было уничтожить, тогда другое дело.

— Но ведь господин Зельц — тоже немец, — удивилась Грета.

— Не такой, как все! — торжествующе пискнул фон Лютце. — Он маньяк! Он влюблен в свою работу и, кроме нее, ничего не хочет знать. Раньше он, кроме работы, был влюблен еще в свою жену и дочь. Но два года назад они погибли от русской бомбы. В одну ночь погибли, вместе с домиком Зельца. Следовательно, он ненавидит русских. Нет, Карл Зельц — совсем не обычный немец! — с пафосом закончил генерал.

— Значит, придется смириться и ждать, — пожала плечами девушка. — Господин Зельц работает безупречно.

— Он знает, что его ждут большая награда и большие деньги, — усмехнулся генерал. — Но к записям вы его все же не допускайте. — Фон Лютце милостиво кивнул головой, прощаясь с Гретой.

Сидя в уголке огромного кресла, он, поблескивая глазами, проводил взглядом выходящую из кабинета девушку. «А эта фрейлин Шуппе красива, божественно красива, — благосклонно подумал генерал. — В глазах какая-то напряженность и колючесть, но это от контузии, это пройдет, а так — огонь-женщина, настоящий чертенок».