Повести о Ломоносове (сборник)
Шрифт:
Лицо Петра III стало зеленым, он схватился за сердце:
– О великий подлец!.. О змея!..
Александр Иванович стоял скромно потупив глаза.
Император пересилил себя, посмотрел на него бешеными глазами, прошипел:
– Нет, я вас не буду высылайт! Я вас заставлю добропорядочную службу нести. Вы будете маршировать день и ночь согласно артикул… Я вам устрою castrum doloris! [63] Марш!
Когда Александр Иванович сел в карету и старый его адъютант, тоже видавший виды, затворил дверцу и, усевшись рядом, вопросительно взглянул на него, начальник Тайной канцелярии только усмехнулся уголком рта:
63
Место
– Слабожилен, характером неустойчив и имеет нервические расстройства! Долго не выдержит…
Вслед за указом о перемирии Петр III приказал генерал-поручику Василию Ивановичу Суворову сдать войска и управление Восточной Пруссией генерал-поручику Петру Ивановичу Панину и прибыть в Петербург. По прибытии в столицу Суворов не был принят императором и не получил никакого назначения – жалованье ему никто не выплачивал. Осаждаемый кредиторами, еще недавно неограниченный правитель почти целого королевства, сподвижник Петра Великого стал печатать в «Ведомостях» объявление о распродаже своего имущества за долги.
В один и тот же день были изданы: указ о вольности дворянства и указ о присвоении парикмахеру государя Брессану звания камергера* с назначением его директором фабрики гобеленов.
Третий указ объявлял выговор генерал-поручику Панину за всеподданнейший адрес штабс-офицеров действующей армии с просьбой о продолжении войны с Пруссией. Был издан еще один указ – о назначении кучера Петра III, некоего Патрикеева, титулярным советником.
Из Голштинии вместе с дядей Петра III, принцем Жоржем, назначенным генерал-фельдмаршалом и генерал-губернатором Санкт-Петербурга, прибыло несколько десятков голштинских баронов.
Они были назначены командирами старейших русских полков, а сами полки переименовались: Нарвский стал Эссенским, Смоленский – Фулертоновым, Московский – Королевско-Прусским.
Вслед за ними потянулись в Россию все высланные за границу при Елизавете Петровне немцы. Вернулась содержательница «австерии» Дрезденша и открыла в доме князя Грузинского на Вознесенском проспекте не менее роскошное заведение, чем раньше; с ней соперничала на Миллионной улице Амбахарша.
Каждый день жителей столицы ожидало какое-нибудь необыкновенное зрелище.
Однажды они увидели марширующих по колено в грязи всех фельдмаршалов русской армии, которые раньше числились почетными командирами полков, батальонов или рот, а теперь должны были наравне с безусыми поручиками проходить заново строевое обучение по новому уставу.
Впереди шел, выкидывая ноги по-журавлиному, дядя императора, принц Жорж. За ним, отдуваясь и пыхтя, кое-как переваливался гетман Кирилл Разумовский. Далее шел, пугая прохожих своим землистым лицом и желтыми белками, Александр Иванович Шувалов. За ним – первый вельможа страны, Алексей Григорьевич Разумовский. Поотстав от всех, плелся на опухших, подагрических ногах древний Никита Юрьевич Трубецкой.
Рядом с ними шагали голштинские офицеры в прусских мундирах, отсчитывая: «Ein, zwei, drei…» [64]
Барабаны били, флейты свистели…
Несколько дней спустя к Невской перспективе со всех сторон стал сбегаться народ. По проспекту тянулся длинный ряд карет. По бокам скакали драгуны.
В первой карете увидели знакомое лицо – мясистый нос, злые глазки, отвисшую губу, тяжелый подбородок. Это был Бирон.
Во второй – продолговатое лицо в парике, со смелыми глазами, резкими чертами лица, выдающимся решительным подбородком – фельдмаршала Миниха.
64
Один, два, три (нем.).
В
И так тянулись эти кареты одна за другой. В них ехали тени страшного прошлого России.
– Куда их везут, зачем? – спрашивал каждый, и народ смотрел на них молча и молча медленно расходился.
…С ужасом и отвращением следил Михаил Васильевич Ломоносов за всем происходившим. Он всегда относился с презрением к дворцовой клике, беспринципной, лживой, готовой служить любому хозяину. Недаром еще в своей трагедии «Демофонт», изданной десять лет назад, он писал:
Как в свете все дела преображает рок: Сегодня свержен вниз, кто был вчера высок. Сей час нам радостен, но следующий слёзен, Тот вечером постыл, кто утром был любезен.Страх за будущее России сжимал ему сердце. На глазах его Россия теряла все то, что ей приходилось в течение ряда лет завоевать кровью и великими жертвами.
И он писал о том, что переживали тогда все честные русские люди:
Слыхал ли кто из в свет рожденных, Чтоб торжествующий народ Предался в руки побежденных? О стыд, о странный оборот!Ломоносов видел, что Россия снова попадает в кабалу к иностранцам, боялся, что надолго задержится ее дальнейшее развитие.
Его убеждения не позволяли ему молчать. Он считал, что каждый русский писатель и ученый должен стоять прежде всего на страже интересов своего народа и Русского государства, побуждать молодое поколение «на геройские поступки», на «великие дела в науке и труде» и бороться против врагов Отечества, проявляя при этом величайшую бдительность.
«Недреманное бдение грамотных русских людей, особливо молодых и талантливых, государству нужно, – писал он Фонвизину. – Знаете ли, сударь, какую опечатку, например, сделали в „Петербургских ведомостях“ при оповещении в ноябре 60-го года о взятии Берлина? То была нарочитая и злейшая шикана [65] здешних тайных скотов… И я за нее чуть шандалом не съездил в рожу академицкого секретаря Тауберта. Бывшего нашего посла в Пруссии, графа-то Петра Чернышева, представьте, будто по ошибке, вместо „действительный камергер“ публично пропечатали „действительный камердинер“».
65
Ш и к а н а – здесь: интрига.
Себя Ломоносов называл: «Я есмь газет, гремящий против врагов Родины».
Еще в 1749 году, когда академик Миллер в своем докладе на тему «Происхождение народа и имени российского» попытался развить теорию другого немца, Байера, о том, что первые русские князья были скандинавскими варягами и это они основали Русское государство, а самое наименование свое якобы русский народ получил от шведского племени росс, – Ломоносов с яростью восстал против этой клеветы. Особенно возмущали великого помора уверения Миллера, что «варяги благополучно завоевали русских». Тогда он не только разоблачил это измышление, но и выдвинул свою теорию о том, что русские происходят от роксолан – одного из скифских племен, что роксоланы имели своих вождей и им незачем было призывать иноземцев для устройства своего государства [66] .
66
В настоящее время исследователями доказано, что эта теория М. В. Ломоносова ошибочна.