Повести о прозе. Размышления и разборы
Шрифт:
А. М. Горький рассказывал мне, как происходило чтение «исчезнувшего» потом отрывка: Толстой прочел описание, которое мы только что приводили, снял стальные очки, протер их и сказал, обращаясь к самому себе: — Как хорошо написал старик!
Потом взял красный карандаш и вычеркнул это место.
Я за это воспоминание ручаюсь.
Когда происходило это чтение, мне Горький не сказал.
Это могло быть или в Гаспре в 1901 году, когда Горький долго жил около Толстого, или же в октябре месяце 1902 года в Ясной Поляне.
Точность
Прочитанное описание было заново увидено Толстым, но оно показалось ему стоящим не на месте, как бы слишком локальным.
У Толстого, вероятно, давно прошло желание «писать пластично».
В тех подробностях, которыми пользовался Толстой, сильно не столько желание живописать, сколько желание, руководя вниманием заново, открывать значение событий и связь их.
Выброшенный пейзажный кусок был превращен в кусок композиционный, то есть введен в смысловые сцепления.
Теперь посмотрим, как это выглядит в тексте того позднего варианта, на котором остановилась работа Толстого.
«Яркие звезды, которые как бы бежали по макушкам дерев, пока солдаты шли лесом, теперь остановились, ярко блестя между оголенных ветвей дерев».
Затем в повести звезды увидены солдатами и переходят из описания в разговор, как бы вызывая его.
«Опять все затихло, только ветер шевелил сучья дерев, то открывая, то закрывая звезды.
— А что, Антоныч, — вдруг спросил веселый Авдеев Панова, — бывает тебе когда скучно?
— Какая же скука? — неохотно отвечал Панов.
— А мне другой раз так-то скучно, так скучно, что, кажись, и сам не знаю, что бы над собою сделал.
— Вишь ты! — сказал Панов.
— Я тогда деньги-то пропил, ведь это все от скуки. Накатило, накатило на меня. Думаю: дай, пьян нарежусь.
— А, бывает, с вина еще хуже».
Теперь посмотрим, как звезды указывают время действия и отмечают ступени выхода Хаджи-Мурата из гор к русским:
«Месяца не было, но звезды ярко светили в черном небе, и в темноте видны были очертания крыш саклей и больше других здание мечети с минаретом в верхней части аула. От мечети доносился гул голосов».
Хаджи-Мурат выходит к своим нукерам, сидящим у костра.
«— Поберечься надо, гнались за мной», — сказал он.
…Костер был потушен, и лес не казался уже таким черным, как прежде, и на небе, хотя и слабо, но светились звезды.
Поглядев на звезды, на Стожары, поднявшиеся уже на половину неба, Хаджи-Мурат рассчитал, что было далеко за полночь и что давно уже была пора ночной молитвы. Он спросил у Ханефи кумган, всегда возимый с собой в сумах, и, надев бурку, пошел к воде».
Он еще дома, но уже готовится к встрече с русскими. Судьба решена.
«Пока чистили оружие, седла, сбрую и коней, звезды померкли, стало совсем светло, и потянул предрассветный ветерок».
Так кончается IV глава.
Перенос и многократное
Для читателя проход Солдат через лес мог показаться неинтересным — это идут обыкновенные мужики, — но для Толстого было важно выделить именно солдат и их крестьянские разговоры о своей судьбе.
Это делало людей из секрета полноправными героями произведения, что отраженно изменяло и характеристику Хаджи-Мурата. Он и крестьяне живут по одному и тому же звездному времени.
Над характером самих солдат Толстой работал долго — то сливая отдельных людей в новый характер, то внося новые детали.
Для крестьянской биографии одного из солдат Толстой дал отдельную главу.
В одном из первоначальных вариантов солдат собирался убежать к Шамилю; получалось такое построение: Хаджи-Мурат от Шамиля бежит к русским, а русский мужик от солдатчины хочет убежать к Шамилю.
Такого прямого сопоставления в позднем тексте не осталось. Но наиболее сильный описательный кусок — движение звезд, показывающих движение людей, — начат в описании выхода солдат.
Этот пейзажный кусок развернут подробно: солдаты остановились — остановились и звезды.
Теперь звезды подчеркивают движение ветвей деревьев в ночном лесу.
Менее разработаны описания звездного неба в проезде Хаджи-Мурата: там они отмечают время.
«Хаджи-Мурат» — произведение, события которого тщательно датированы; тщательность датировки сказывается и в том, что в случае отсутствия сведений для точного приурочивания события датировка дается приблизительная, но не произвольная.
Время точно, как и ощущения, передаваемые в повести.
Первая глава начинается словами: «Это было в конце 1851 года.
В холодный ноябрьский вечер Хаджи-Мурат въезжал в курившийся душистым кизячным дымом чеченский немирной аул Махкет».
Время указано приблизительно. Но погода и особенность самого запаха чужого для нас селения указаны точно, и за этой точностью тоже лежит работа над источниками и свои наблюдения.
Смерть Авдеева датирована 23 ноября. Получение известия наместником о выходе Хаджи-Мурата к русским указывается точно: 7 декабря 1851 года; говорится, что это произошло в 6 часов.
Далее указано, что Хаджи-Мурат явился «на другой день» к наместнику и что разговор с Лорис-Меликовым, адъютантом наместника, произошел «на пятый день».
Точно датировано 20 декабря письмо Воронцова к министру Чернышеву. Кроме того, это письмо на четырех страницах, занимающее целиком XIV главу, является документом. Толстой долго искал французский оригинал, но наконец должен был ограничиться русским переводом.