Повести о совести
Шрифт:
– Тогда все без спешки успеем.
У Галины как у гостеприимной хозяйки стол был уже накрыт, на столе было все, главное, овощи и фрукты: сталинградские сахарные помидоры, малосольные огурчики, яблоки, абрикосы, ягоды.
Коллеги решили с утра не выпивать, во-первых, не привыкли, во-вторых, к девяти было уже жарко.
Вишневский обратил внимание на живот хозяйки.
– Ребенка ждете!? Это хорошо. Похоже, сын у тебя будет Александр Андреевич.
– Да хотелось бы. Ты же продолжаешь дело отца, и мне наследника хочется.
– Хочется, значит сбудется. Ты же у нас упрямый, у тебя все сбывается, как задумал.
После
– Новую операционную строишь?
– Ну и глаз у тебя, Сан Саныч!
– Не хуже твоего, брат.
В клинике московский гость ничего особенного не увидел. Здание было старое, дореволюционное, палаты на двадцать коек, правда, некоторые из них разумный хозяин разделил пополам, послеоперационные сделал отдельно.
– Послеоперационные палаты надо бы сделать еще меньше, – посоветовал гость.
– Конечно, надо. Скоро будут, это же один из факторов профилактики послеоперационных осложнений. Меньше народа – больше кислорода, а значит, и микробов меньше, – рассмеялся Луганцев. – Пошли, покажу пристройку.
Вишневский увидел шесть палат на одну-две койки, но больше всего его поразили четыре операционных зала с огромными окнами, на два хирургических стола каждый.
– Молодец ты, Александр Андреевич! Молодец! Другого и не ожидал. Вот так бы все у нас в стране работали.
Затем Луганцев похвалился хирургическим инструментом, подаренным женой Черчилля, посетившей разрушенный город сразу после войны. Другим ничем похвалиться было нельзя, разве что молодым талантливым коллективом. Перед ведущим хирургом страны предстали ребята-красавцы, как на подбор, аккуратно одетые, чисто выбритые, с блестящими умными глазами.
– У вас что отпусков не бывает? – спросил Вишневский.
– Как так не бывает! Они сейчас почти все отдыхают, но наука на месте стоять не должна, вот ребята и занимаются анализом летальных случаев. Да и на вас, Сан Саныч, пришли посмотреть, профессора такого ранга нас нечасто посещают, – ответил за всех Луганцев. – Мы сейчас сложных плановых операций не делаем. Жара! Сами-то мы вытерпеть можем, а больным тяжело. Вот молодцы мои и решили свои научные работы подтянуть, самое время.
За обедом два больших хирурга, выпив по паре рюмок водки и закусив черной икрой, перешли на холодное пиво с чудесным осетровым балыком домашнего посола, следом шли рыбные блюда, мастерски приготовленные Галиной Викторовной. Говорили об обезболивании при сложных торакальных операциях. Александр Андреевич клонил разговор к использованию во врачебной практике общего обезболивания, то есть к наркозу, подводил к теме не торопясь, потому как отец гостя, покойный Александр Васильевич, был приверженцем местной анестезии и пропагандировал только ее. А как сын? Он ведь продолжатель дела отца. А вдруг да обидится. Но Вишневский-младший, умный и тактичный человек, быстро сообразил, куда поворачивает беседу хозяин, и понял, что по данной теме можно дискутировать не один час и не один день, ему и самому хотелось поспорить, услышать мнение уважаемого в стране хирурга, а потому Александр Александрович предложил:
– Мой дорогой коллега, ты затронул очень интересную тему. Я готов поговорить по этому вопросу основательно, посему предлагаю вам с женой сейчас же собраться, на теплоходе есть свободная каюта – и с нами до Астрахани и обратно. Жены наши между собой пообщаются, а мы с тобой поспорим от души.
– Так ты с женой путешествуешь?! А где же она?
– Поехала на экскурсию.
– Ну, знаешь ли, друг любезный, ты нас с Галей в какое положение поставил!?
– Так давайте, друзья мои, менять положение. Вперед на теплоход.
Луганцевы на подъем были скоры, харчи перекочевали в корзины, вещи в чемодан, бумаги в портфель. Каюта на теплоходе оказалась просторной и уютной, а жена профессора Вишневского приятной собеседницей.
Хорошо на Волге летом, особенно в июле-августе, дождей почти не бывает, раннее солнце разогревает слегка остывшую за ночь волжскую воду. Солнце палит, солнце ярится, и многочисленные обитатели водных просторов прячутся в прохладные ямы, хищники охотятся в глубинных течениях и лишь только после полуночи поднимаются в верхние слои воды, покупаться в лунной дорожке, получить энергию лунного света, потому в предрассветные часы вода бурлит, закипает от игр резвящейся рыбы.
Рассвет едва забрезжил, как две ранние птахи, два известных советских хирурга, не сговариваясь, вышли на палубу теплохода полюбоваться рассветом и красующейся в первых лучах солнца природой. Мимо проплывали берега, крутой глинистый со скудной, полупустынной растительностью правый и поросший лесом, пересеченный ериками и многочисленными озерами левый. По правую руку в селениях стояли пристани и небольшие причалы для многочисленных лодок. Волга кормила и поила людей, рыбы в реке было столько, что зимой сушеной воблой топили печи, в степи-то с дровами было плохо. Левый берег был почти безлюден, иногда виднелись единичные постройки, не селились здесь, потому что полая весенняя вода, соединяя озера и протоки, отрезала людей от внешнего мира на два-три месяца. Путь был один – по воде на лодке.
Великая русская река работала без устали днем и ночью. Теплоход с отдыхающими шел быстрее тяжелогруженых углем и стройматериалами барж, а навстречу спешили караваны транспортов с рыбой, овощами, хлебом, бакинской нефтью. Страна залечивала раны тяжелой войны, поднималась, строилась, работала, рожала новых детей, а Волга ей помогала.
Хирурги, любуясь этими прелестями нижнего течения реки, не забывали про дело. Луганцев постепенно убеждал коллегу и убеждался сам, что выбором метода обезболивания при операциях на грудной клетке будет наркоз. Вишневский слегка оппонировал другу, хотя сам давно уже склонялся к этой же мысли, Александр Андреевич был прав. Они приходили к выводу, что дыханием больного нужно управлять, а для этого наркоз должен быть интубационным, то есть в трахее должна стоять трубка.
В Астрахани профессоров встречали коллеги. Для них была отдельная программа, для жен своя. Ну не возить же дам по хирургическим отделениям. Семьи объединились ближе к вечеру в уютном рыбацком домике на острове. Хозяева устроили пир на весь мир, а купание в теплой волжской воде унесло в никуда все перегрузки застолья. Двое суток в устье Волги пролетели как один день. Маститые хирурги и на обратном пути почти не уходили с палубы, выстраивая направления развития отечественной хирургии. Луганцев всегда имел свое мнение и отчаянно отстаивал его, но умел и отступать, если его убеждали, что он не прав. Вспомнили виртуоза желудочной хирургии С. С. Юдина, человека неординарного.