Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)
Шрифт:
Опять звук срывается на большую глубину. Я делаю знак, и Тынты поворачивает влево…
И сейчас еще, спустя много лет, я, засыпая, ощущаю иногда нечто вроде толчка. Будто шел, шел — и споткнулся, оступился в яму. Ух, и глубока же!… Это вспомнилось то странствие во льдах с «волшебной палочкой» — эхолотом в руках…
Через каждые полчаса мы останавливались и производили наружные наблюдения.
Работать на холоде было нелегко. Мороз достигал четырнадцати градусов. Пальцы обжигало, едва лишь они касались металла. (Перчатки и варежки приходилось
А работать надо быстро и точно. Термометры нельзя нагревать дыханием. Даже долго в руках их нельзя держать — на показания прибора может повлиять температура тела наблюдателя.
Возвращаясь вприпрыжку к вездеходу, привалившемуся к торосу, я услышал голос Андрея за спиной:
— Леша! Оглянись, Леша!… Следы светятся!
Я посмотрел под ноги. Ну и чудо! Голубоватый нимб окружал мои подошвы!…
Я сделал несколько шагов, оглянулся. Да, снег искрился, будто я наступал на тлевшие подо льдом угли.
— Вот так так! В святые попал! — сказал я и засмеялся.
Андрей, стоявший у вездехода, ответил шутливо:
— У святых нимб вокруг головы, а у тебя вокруг подошв. Это значит, что благодать почиет только на твоих ступнях. Бедный Леша!…
Затем он вытащил часы и объявил деловито:
— Продолжительность свечения — три секунды. Так и занесем в бортовой журнал…
В свечении льда, понятно, нет ничего чудесного. Мы знаем с Андреем, что явления флюоресценции встречаются не только в бирюзовых водах южных морей. Светятся также морские организмы, находившиеся в воде и попавшие на поверхность льда под снежный покров.
Странная мысль пришла мне в голову, когда мы уселись на свои места и вездеход тронулся. Я подумал о том, что по светящимся следам полагалось бы найти Петра Ариановича. На льду Восточно-Сибирского моря мы с Андреем могли бы увидеть даже слова, начертанные нашим учителем географии, что-нибудь вроде: «Ищите меня к северо-западу», или: «Не ищите меня! Земля вместе со мной опустилась на дно»… Фу, какая чушь лезет в голову! От этой тряски и холода, что ли? А впрочем, внутренняя логика была бы в этом. На Земле Ветлугина нас должен был встретить сам Петр Арианович Ветлугин.
Я сказал Андрею об этом.
— В качестве нового заполярного Робинзона? — спросил он, не отрывая взгляда от эхолота.
— Да. Птиц там много, если верить догадкам Куркина-старшего. Летом Петр Арианович заготовлял бы и сушил мясо впрок. Можно предположить, что птицы не только кормили бы его, по и одевали.
— Как так? Что ты выдумываешь!
— Ну конечно, выдумываю! Но ведь это могло быть. Он сшивал бы жилами кожу птиц с перьями. Ходил бы в причудливой одежде, сам похожий на огромную птицу…
— Я поверил бы во все это, — сказал Андрей, — если бы Земля Ветлугина была ближе к берегу. Так далеко от материка Петр Арианович не мог бы добраться.
Суровый и рассудительный Андрей! Он никогда не давал мне заноситься за облака, отрываться от земли — от реальной действительности…
Я взглянул на часы и занялся рацией. Настал час радиосвязи.
— Ну, как дела, Алексей Петрович? Как самочувствие? — зазвучал в наушниках заботливый голос Степана Ивановича.
— В порядке! Как у вас на корабле?
— Благополучно. По-прежнему несет на северо-восток. Наше место такое-то… А ваше?
Я дал ему наше место. Степан Иванович сообщил, что о нас уже дважды запрашивали из Москвы. Член правительства, занимавшийся вопросами Арктики, приказал докладывать ему через каждый час о том, как идут поиски земли на вездеходе. Я пожаловался на то, что ухудшилась видимость.
Пошел снег — большие, тяжелые хлопья. Тынты включил фары, но качающаяся белая завеса придвинулась почти вплотную к вездеходу. Двигаться вперед приходилось с большой осторожностью и очень медленно.
— Думаю остановиться и переждать снегопад, — сказал я.
— Правильное решение, — согласился Степан Иванович. — Как бы между торосами гусеницу не заклинило…
Закончив разговор, я приказал остановиться и устроить короткий роздых, не выключая мотора.
— Подремлите немного, — сказал я Андрею и Куркину. — Я послежу за тем, чтобы мотор не заглох. Снег пройдет — разбужу…
Прошло, наверное, часа два.
Я неподвижно сидел, глядя на Тынты, прикорнувшего на спальных мешках подле Андрея. Почему-то мне пришла на ум Лиза. Какие все-таки странные эти женщины! Сама пригласила нас в Весьегонск, но когда Андрей приехал, обошлась с ним сухо, чуть ли не выставила за дверь. А меня так-таки и выставила, хотя я только хотел помирить их. И почему на аэродроме у нее были грустные глаза? Сама смеялась, а глаза были грустные…
Вдруг мною овладело неприятное ощущение. Показалось, что кто-то стоит за моей спиной и смотрит на меня. Я оглянулся.
Сутулая тень прыгнула в сторону.
Да, это был силуэт песца. Вот из-за гряды торосов вышло еще несколько песцов, хорошо видных на фоне серого неба.
Снегопад кончился.
Песцы гуськом протрусили мимо вездехода, то и дело останавливаясь и принюхиваясь к незнакомым запахам. Ушки их стояли торчком, хвосты были зажаты между ног. За силуэтами видна была пологая синеватая туча. Туча? Вот не везет! Значит, снова пойдет снег?
Я стряхнул с себя дремоту.
Туча?… Какая там туча! Ведь это земля!
Земля!
Глава седьмая
ОТВАГА С ЗАПАЛЬЧИВОСТЬЮ
— Андрей! Андрей!… Тынты!… Вставайте! Земля! Песцы шарахнулись от вездехода и припустились бежать.
Я принялся расталкивать своих товарищей, еще не веря глазам, то и дело оглядываясь на синеватую полосу, боясь, что ее развеет ветром.
Андрей и Куркин испуганно вскинулись: