Повести, очерки, публицистика (Том 3)
Шрифт:
– Отца у тебя как зовут?
– Иван Матвеич.
– Сеньша, друг! Его-то нам и надо!
– На что?
Этот вопрос смутил Петьку. Он метнул глазами в мою сторону и сказал:
– Егорше вон надо-то... Поклон, что ли, передать.
– Ну, что... Приходи, Егорша, в шесть часов. С работы он придет.
Загадка была отгадана. Тулункина нашли - и вовсе близко.
ВЫСЛЕДИЛИ ДО КОНЦА
До шести еще было далеко, и мы занялись игрой в городки, только перешли на Первую Глинку. У них было гораздо лучше
– Дяденька, тебя Софроныч с лошадью ждет, а где - я укажу.
Иван Матвеич выпрямился во весь свой высокий рост и так, с мокрым лицом, спросил:
– Какой Софроныч?
– С которым ты в городе работал. Еще письмо он тебе писал...
– Постой... Ты откуда его знаешь?
– Не велено сказывать.
– Да ты чей?
Я сказал. Иван Матвеич торопливо утер лицо и руки, потом сказал:
– Пойдем к отцу. Знаю я его.
Пришли. Иван Матвеич сразу же сказал:
– Мне бы, Василий Данилыч, с тобой надо поговорить.
– Говори тут - некому у нас вынести.
– Нет, все-таки надо бы по тайности.
– Тогда пойдем в огород.
– И парнишку твоего надо.
– Неуж что худое наделал?
– Нет, ровно.
В огороде у нас росло два черемуховых куста, под ними стояла скамейка. Место это называлось садом. Тут и уселись.
Иван Матвеич, понизив голос, проговорил:
– Сынишка твой сейчас мне поклончик передал от человека, которого ему, ровно, знать неоткуда. Стал спрашивать, где видел, а он говорит - не велено. Вот и повел к тебе. Пусть расскажет.
Тут уж пришлось сказать все. Отец пожалел:
– Ох, ребята, ребята, давно бы сказать надо! Хоть мне, хоть Гриньше, хоть Илье. Беги-ка за своими заединщиками да Илью тоже позови. Скажи, дело есть.
Через несколько минут на скамейке прибавился Илья Гордеич, Петькин отец, а мы все трое уселись на земле. Мой отец сам рассказал, как было дело, потом сказал нам:
– Вы, ребята, теперь про это забудьте. Будто и не было. Слышали?
– Без вас того человека уберем,- добавил Илья Гордеич.
– Без нас не найти,- ответил Петька.- Он на нашу песенку отзывается, а вы не умеете.
– Найдем и так. А вы забудьте! Никому чтобы! Панок-то, Егорша, не твой?
– Мой...
– Смотри! Всем говори - давно потерял.
– Я так и думал...
– Ну, а теперь бегите играть.
Когда нас так отстранили, Петька первым делом налетел на меня:
– Распустил язык! Все им сказал. Кто тебя просил?
– Сам бы шел!
– "Сам бы, сам бы"! А ты что?
– А то... Не поверил Иван Матвеич. Пойдем, говорит, к отцу.
– Ну?
– Ну я и рассказал.
– Все, как было? И про место, где он лежит?
– И про место...
– Вот и вышел "малый
– Так ведь спрячут его.
– Спрячут-то спрячут, да тебе не скажут. Слыхал у них разговоры: "Отвяжись! не твое дело!"
– Узнаем, поди, потом, - отозвался Колюшка.
– Когда узнаем? Как большие вырастем?
В это время отворилась калитка. Вышел Иван Матвеич и не спеша зашагал к своей улице. Вскоре вышли и наши отцы.
Отец Петьки зашел к себе во двор, а мой прошел мимо и повернул в переулок налево.
– Видал? Сговорились уж, а про нас и помину нет! Это так точно.
– Ну-к что...
– Вот те и "ну-к"! Узнать-то охота или нет? Беги, Егорша, за отцом. Если он брать не станет - скажи, в Доменную, мол, надо, а мимо Кабацкой боюсь один. Я к Сеньше сбегаю. Пусть он за своим отцом глядит. А ты, Кольша, тут сиди. Никуда, смотри, не уходи. Если мой тятя куда пойдет, беги за ним.
Своего отца я догнал, когда он поравнялся с соседней, Кабацкой улицей. Отец усмехнулся:
– Тебе куда?
– Я, тятенька, в Доменную... К Силку Быденку...
– Зачем это?
На этот вопрос я не знал, что сказать. Никак не придумывалось.
– Так... Говорят, у него крючки есть...
– Самоловы, поди?
Я обрадовался и принялся врать о крючках, но отец не дослушал:
– Ступай домой.
В голосе не было строгости, и я уже по-простому запросился:
– Я с тобой пойду!
– Нет, Егоранько, нельзя. Потом тебе скажу...
– Когда скажешь?
– Ну, когда надо, тогда и скажу. Ступай! Некогда мне.
– И отец нахмурился.
Приходилось идти домой без удачи.
Петьки еще не было. Кольша спокойно сидел на завалинке у Маковых. Я сказал, что отец меня воротил, и в утешенье себе добавил:
– Обещался потом сказать.
– Ну-к, я говорил - скажут. Зря Петьша трепещется. С этим я не мог согласиться. Когда еще скажут! Надо теперь узнать.
От Маковых вышел Илья Гордеич. Одет он по-праздничному, но как-то чудно: ворот синей рубашки расстегнут и торчит заячьим ухом, суконная тужурка надета в один рукав, левый карман плисовых шаровар вывернут, фуражка сидит криво и надвинута на глаза. Что это с ним? На ногах нетвердо держится! Когда напился? Сейчас трезвехонек был.
– Что, угланята, уставились? Пьяных не видали?
– спросил Илья Гордеич и, пошатываясь, пошел вверх по улице.
Мы переглянулись и стали смотреть, что будет дальше. Пройдя домов пять, Илья Гордеич совсем по-пьяному затянул:
Ой-да, ой да за горой,
За круто- о -ой...
Запыхавшись, прибежал Петька и стал рассказывать:
– Сеньшин отец с удочками пошел! В ту сторону... Понятно? Не поймаю ли, говорит, вечером ершиков, а у самого и червей нет и удочки у Сеньши взял. Рыболов, так точно... У вас что?