Повести, очерки, публицистика (Том 3)
Шрифт:
– Работящая бабеночка... что говорить, работящая, а трудненько будет, как мужниной копейки не станет. Ой трудненько! По себе знаю.
Мне давно пора было уходить. Под разговор мамы с бабушкой я думал убраться незаметно, но мама остановила вопросом;
– Егоранько, вы хоть где были-то?
Вопрос мне вовсе не понравился. Неужели Колюшка про Вершинки выболтал? Как отговориться?
– Рыбачили мы...
– В котором, спрашиваю, месте?
– На Песках сперва... Тут Петьша подъязка поймал.
– Ну?
–
Мама начала сердиться:
– Не про окуней тебя спрашиваю!
Но тут вмешалась бабушка:
– Да будет тебе, Семеновна. Смотри-ко, парнишка весь ужался, ноги его не держат... Выспится - тогда и расскажет. Ночь на дворе-то. Светать, гляди, скоро будет... Иди ко, Егорушка, поспи.
Хорошая все-таки бабушка у меня! Когда подходил к порогу, она потрепала по спине и ласково шепнула:
– В сенцах-то, над дверкой, кусок тебе положила. Ты его возьми с собой, а утром съешь. Тихонько бери, не перевертывай.
– Со сметаной?
– Помазала, дитятко, помазала... Неуж одному-то внучонку пожалею... Что ты это! Что ты!
Я и без того знал, что бабушка не жалела. Очутившись в темных сенцах, первым делом полез рукой в левую штанину, чтобы остановить липкую сметанную струйку. Сметана будто ждала этого и сейчас же поползла еще сильнее во все стороны. Пришлось вытащить кусок и заняться настоящей чисткой - смазывать на пальцы и облизывать.
Тихо сидя на приступке, я слышал, как мама говорила:
– Из сыромятной кожи им надо карманы-то шить. Видела, как оттопырились? Чего только не набьют!
– Ребячье дело. Все им любопытно.
– А мнется что-то. Не говорит, где был. У Яковлевны-то эдак же. Знаешь ведь он какой: не захочет, так слова не добьешься.
– Наш-то простой. Все скажет.
– Попытаю вот я завтра.
– Да будет тебе! Парнишко ведь - под стекло не посадишь.
Просто замечательная бабушка! Все как есть правильно у ней выходит.
Кусок с наддверья я снял и сложил с тем, что вытащил из-за пазухи. Теперь у меня четыре куска да оба кармана полны. Ловко! Куда только это? Изомнется, поди, в карманах-то... С ребятами надо сговориться, как завтра отвечать. С Петьшей нам просто, а вот как Кольшу добыть?
Через широкую щель забора поглядел к ним во двор. В избе все еще огонь.
Колькина мать сидит за кроснами, ткет тесьму для вожжей. Спит, видно, Колька. В сенцах ведь он. Разве слазить? В это время у них скрипнула ступенька крыльца. Идет кто-то. Не он ли?
– Кольша, Кольша!
– зашипеля в щель.
– Ну?
– Иди к нам спать! Петьша у нас? же.
– Ну-к что, ладно. Мамонька до утра не увидит...- И Колька осторожно перелез через забор.
Петька был уже на нашем сеновале и встретил ворчаньем:
– Ты что долго? Разъелся без конца! Я уж давным-давно поел. Чуть не уснул, а его все нет! Достал хоть что-нибудь? Для того-то?
– Мы да не достанем! Четыре куска у меня.
– хлопнул я по карману.
– Молодец, Егорша! А я подцепил вяленухи два куска да полкружки горохового киселя. Тут, в сене, зарыл! Ну, хлеба не мог. Это так точно. Только и есть, что те два куска: Таюткин да Афимшин. Хватит, поди? Кольше вот не добыть. Плохо у них.
Колюшка, которого Петька не заметил до сих пор, отозвался:
– Картошка-то есть, поди, у нас. Семь штук в сенцах спрятал.
– Кольша!
– обрадовался Петька.- Тебя-то и надо. Ты про Вершинки не сказывал?
– Нет, не говорил.
– Вот и ладно. Мы с Егоршей тоже не сказывали. Теперь как? Меня спрашивают, где были, а я и сказать не знаю. Про то, про другое говорю...
– У меня этак же. Мама спрашивает, сердиться стала, а я верчусь так да сяк,- отозвался я.
– Кольша, тебя мать-то спрашивала? Потом-то, как кормила?
– Спрашивала.
– Ты что?
– Ну-к, я сказал...
– Что сказал?
– Сказал... промолчал...
Это показалось смешно. Мы расхохотались. На соседнем сеновале завозился брат Петьки - Гриньша - и сонным голосом проговорил:
– Вы, галчата! Спать пора. Скажу вот... Гриньша уснул, но мы уж дальше разговаривали шепотом. Сложили все запасы в одно место и уговорились завтра идти не рано, будто за ягодами.
Если будут спрашивать о сегодняшнем, всем говорить одно: удили у Перевозной горы, потом увидели - народ бежит, тоже побежали поглядеть, да на тракту и стояли. Ждали, что будет, а ничего не дождались. Так и не узнали. Говорят, кто-то убежал, его и ловили. Неугомонный Петька хотел было еще уговориться:
– А где мы зеленую кобылку ловили?
Но тут стал всхрапывать Колюшка. И у меня перед глазами стала появляться тихая вода, а на ней поплавок. Вот пошел... пошел... а!..
Петька все еще что-то говорит. Опять тихая вода, а на ней поплавок... Потянуло... Окунь! Какой большой! Тащить пора, а рука не подымается...
ЗАГАДОЧНЫЙ ТУЛУНКИН
Утром, когда пили чай, пришел отец. Пришел усталый, но веселый и чем-то довольный. Сел рядом со мной, придвинул к себе:
– Ну как, рыболов, дела-то? Много наловил? Я готов был сейчас же бежать на погребицу за рыбой, но отец остановил, а бабушка сказала:
– Сейчас ушку варить станем. Страсть хорошая рыбка! Окуньки больше.
– Ты лучше спроси, в котором он часу домой Пришел,- вмешалась мама.
– Опоздал, видно? Насыпала, поди, мать-то, а? Она, брат, смотри!
– Вот и пристрожи у нас! Бабушка - потаковщица, отец - хуже того.
– Вишь, вишь, какая сердитая!
– подмигнул мне отец.- Гляди у меня, слушайся! Я вон небось всегда слушаюсь. Как гудок с работы - я и домой, и уходить никуда неохота. Покрепче тебя, а сижу, а ты вот все бродишь. Тудасюда тебе надо. Сегодня куда собрались?