Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Коцюбинский Михаил Михайлович

Раб-неофит задумывается и снова мрачнеет.

Что загрустил ты, сын мой? Раб-неофит Я думаю… ты говоришь, что здесь Меж нами царство божье… Почему же Меж нами есть патриции, плебеи, Да и рабы? (Оглядывает собравшихся, многие из них потупились.) Христианин-патриций (выступает несколько вперед) Душа твоя, мой брат, Смущается напрасно. Я – патриций, А он – мой раб. (Показывает на старика.) Но то мирское дело, А пред всевышним оба мы как братья. Раб-неофит (старому рабу) Ты раб ему для видимости только? Раб-старик Нет, господину верно и смиренно Служу я не за страх, служу за совесть, Как бог велел. Раб-неофит Но если вы равны, Зачем же ты служить ему обязан? Раб-старик По божьей воле он рожден владыкой, А я рабом. Раб-неофит Есть, значит, в царстве божьем Владыки и рабы?

Раб-старик молчит.

Патриций Он здесь не раб. Я ноги здесь ему согласен вымыть. Вкушали мы Христову плоть и кровь С ним рядом, за одним столом. Раб-неофит (старому рабу) А дома Вы тоже за одним столом едите? Раб-старик Нет, этого, мой брат, совсем не нужно. Раб-неофит А почему? Раб-старик Да так… Не подобает… Епископ (рабу-неофиту) Не искушай его. Он духом прост. А царство божье для таких ведь близко. Кто терпит все смиренно, те блаженны. Им все равно, как их зовут в миру – Рабы или владыки. Раб-неофит Нет, отец мой, Не все равно! (С порывом.) Когда бы ты услышал, Как плакало вчера мое дитя, Покорный этот, тихий наш младенец, До вечера без молока остался,- На оргии прислуживала мать, И даже

забежать не удалось ей, Чтоб покормить ребенка. И теперь Ребенок захворал, но и заплакать Жена не смеет: господин не любит Слез на глазах рабынь своих красивых. Епископ Не надо плакать, если б и скончался Ребенок ваш. Ему большое счастье На небе уготовано. Раб-неофит А детям Господским разве меньше будет счастья. Когда в невинном возрасте умрут? Епископ (несколько смущенный) Невинные пред господом равны. Раб-неофит (мрачно) Двойное счастье у детей господских: Один раз на земле, второй на небе… Раб-старик Брат, не завидуй, не губи души, Не загрязняй ее святыни чистой» Хозяин твой язычник пусть глумится (А христианам это не пристало),- Он вашей чистоты не оскорбит, Пока жена и ты смиренны духом. Раб-неофит Эй ты, старик, не жги словами сердце! Прости, но знаешь… вымолвить мне стыдно. Да что там стыд рабу!… Скажу всю правду: В чем «чистота» или «смиренье духа»? Душа воспалена, когда я вижу, Как с оргии порой жена приходит В угаре пьяном и с огнем в глазах От непристойных песен. В косах свежий Венок цветущий,- кажется, что ярче Пылает он в жилище нашем грязном… Жена спешит господскую тунику Скорей сменить на рабские лохмотья, Чтоб в нашей «чистоте» не замараться. И у жены не раз в минуты эти Я слезы видел… К роскоши привычка, Как ржавчина, ей разъедает сердце. Ей тяжело без роскоши… И я Не мог не бить ее за эти слезы, Хотя и знал я, что еще противней Ей станет бедный дом наш… Патриций Слушай, брат, Ты обратил бы лучше в нашу веру Жену свою,- рассталась бы смиренно Она с мирским весельем. Раб-неофит Господин, Иль брат мой, как здесь принято,- ты знаешь, Что обращать жену в другую веру Я не решаюсь. Пусть уж лучше плачет О чистых платьях и домах господских, Чем станет слезы лить о чистоте Души своей и тела. Так иль этак, Ей все равно спасенье недоступно. Что в ней изменится, когда узнает Про грех и святость? Лучше пусть не знает! Епископ Кто не по воле согрешил, невинен. Раб-неофит А мы, рабы, и сами ведь не знаем, Что делаем невольно, что по воле. Грех или нет, а мука остается. Признаться трудно… Я не знаю сам, Мой ли ребенок, иль господский отпрыск. А может быть,- отцом был кто-то третий… Да и жена не знает… И люблю я Ребенка, но, бывает, ненавижу… Старуха Грех ненавидеть, ведь дитя невинно. (Посмотрев на епископа, замолчала.) Епископ И женщина порою скажет мудро.

Молодая, изможденная, бедно одетая женщина шепчет что-то па ухо почтенной вдове диаконисе.

Диакониса (епископу) Дозволишь ли сказать, честной отец? Епископ Да, но короче. Диакониса (показывает на молодую женщину) Юная сестра Желает оказать услугу брату. (Показывает на раба-неофита.) Епископ Но чем же? Диакониса Просит, чтоб его жена Ребенка приносила к ней в то утро, Когда на оргию служить уходит. Сестра сама ребенка кормит грудью И молоком поделится охотно; Она старательно за ним присмотрит. Епископ (молодой женщине) Благое дело, дочь моя, пред богом. Молодая женщина покорно склоняет голову. Диакониса (рабу-неофиту) Жене скажи, чтоб принесла ребенка На Малый Форум. Пусть она отыщет Дом Деодата-плотника и с верой Отдаст дитя сестре Анцилодее И может быть спокойна за присмотр. Анцилодея (молодая женщина, тихо говорит рабу-неофиту) Ты мне окажешь милость, добрый брат! Раб-неофит (смущенно) Благодарю, сестра! Патриций Я дам тебе Какой-нибудь одежды, хоть не новой, Изношенной рабынями, но чистой. Мы выдаем так щедро, что излишком С твоей женою могут поделиться. Ваш господин, как видно, не из щедрых. Раб-неофит (сдержанно) Спасибо, господин! Епископ (поправляет) Твой брат… Раб-неофит (равнодушно) Пускай! Купец-христианин Жена, сказал ты, любит чистоту, А в доме грязь. Придешь ко мне ты в лавку. Я мыла дам бесплатно. Господин ваш Для вас жалеет мыла. Раб-неофит (едва скрывает насмешку) Видно, так… Диакон-старик Ты, верно, часто голоден бываешь. Язычники не слишком сытно кормят Рабов своих. Так можешь приходить По воскресеньям на агапы наши,- Так называются у нас обеды Для бедняков. Получишь пищу, брат мой, Для тела и для духа, ибо часто По окончании трапезы нашей Епископ и старейшие приходят Христовой плоти с нами причаститься, Подать нам благочестия пример И ноги братьям вымыть. Приходи же Ко мне на крытый двор. Я маслодел. Зовусь Агатофилом. Возле терм Мое жилье. Тебе покажет каждый, Где проживает «тот чудак богач, Что любит угощать всю голытьбу»,- Так обо мне язычники болтают. Раб-неофит (ничего не отвечает диакону и некоторое время стоит молча, схватившись за голову) Вот до чего я дожил! Стыд и горе, Что смолоду, как нищий, побираюсь! Кого же мне проклясть? Отца ль родного, Что продал за долги меня в неволю, Иль те долги, иль богача того, Торгующего душами людскими? Иль день, когда на свет я родился? Епископ Одумайся, несчастный! Успокойся И прогони от сердца злобный голос Гордыни, ибо это смертный грех,- Твои проклятья, да еще в то время, Когда так щедро братья предлагают Свою благую помощь. Раб-неофит Помощь, помощь! Она пронзила сердце мне насквозь. Взгляни на эту женщину больную! (Показывает на Анцилодею.) Сама в нужде, куда уж помогать! Сама как тень. Моя жена здорова И молода. И только сын мой бедный, Как сирота, без молока остался. Чужую грудь придется взять младенцу, Не то умрет, пока родная мать На оргиях прислуживает пьяным. А мне придется нищие обноски Сбирать с рабов по тряпке для рабыни, Для женщины, что с горя загуляла. Ведь некогда и прясть рукам здоровым. Нет времени,- ведь что ни день, то праздник. Ты говоришь: грешны мои проклятья, А то не грех – голодных объедать И голых обирать? Да и кого же? Работников, рабов, своих же братьев… Диакон У нас дают и бедный и богатый. Раб-неофит Да, я забыл, что раздобуду мыло У брата-торгаша совсем бесплатно, Чтобы слегка прикрасить рабский облик, Чтобы не так уже глаза колол он Богатым братьям в царстве вашем божьем. А то еще придет наш бедный брат Хотя бы раз в неделю на агапу, Разложит грязные свои лохмотья На мрамор рядом с белою туникой И тогой вышитой. (Патрицию.) Благодари Товарища за даровое мыло, Ведь, может быть, захочешь вымыть ноги Мне ради христианского братанья,- Пускай хотя бы выглядят почище. Я дома их чуть-чуть обмою мылом, Честь окажу патрицианским ручкам.

Патриций вспыхивает, но сдерживается и только посматривает на епископа.

Епископ(еще тихо, сдержанно, но сурово) Какой злой дух тебе смущает сердце? За что ты братьев собственных поносишь Обидными и едкими словами? Чем провинились мы? Что против братьев Имеешь ты? Раб-неофит Я с жалобой пришел, С великой жалобой. Я был рабом, Невольником. Я продан был в неволю, Насильно был захвачен. А теперь Меня вы нищим сделать захотели, Чтобы спокойно руку я тянул За коркой хлеба. Вы мне навалили Сверх горького ярма – другое, слаще, Сверх тяжкого – другое, чуть полегче. И вы хотите, чтобы вам я верил, Как будто легче станет мне от веры. Епископ Мы искренне с тобою говорили, По слову божьему. Раб-неофит А я не верю Ни искренности вашей, ни словам. А если искренне помочь хотите,- Вот ваш алтарь, там много серебра И золота. Взамен агап могли бы Вы из неволи выкупать рабов. (Патрицию.) Ты, господин, и даром отпустил бы. А мы тогда добудем сами хлеба, Сошьем одежду… Епископ Кто такие мы? Как изменить посмеем волю божью – Кому рабом, кому свободным быть? О чем печешься? «Не единым хлебом Жив человек, но так же добрым словом, Из божьих уст услышанным». Раб-неофит Но мало Мне слов и хлеба. Мне нужна свобода, А иначе не жизнь, а прозябанье. Я потому и с жалобой явился, Что вы, взамен той жизни и свободы Обетованной людям в царстве божьем, Даете пищу, платье и слова. Епископ Не все слова равны друг другу, сын мой. Слова господни нам спасают душу, А не дела людские. Раб-неофит Где ж они? «Терпи да покоряйся»,- я услышал От вас сегодня. Именно они Спасают наши души? И за них Идут на крест, на казни, на мученья, На растерзанье в цирках христиане? Епископ Идут с великим словом на устах, Которого людской бессильной речью Не передашь. Раб-неофит Какое ж это слово? Епископ То слово – бог. Он альфа и омега, Начало и конец. Им мир наш создай, Им все живет. Иных же во вселенной Богов не существует, кроме бога. Бог – это слово, это жизнь и сила. А те, что некогда звались богами В язычестве, то идолы слепые Иль злые духи, слуги князя тьмы. За то и мучат нас и распинают, Что не хотим мы идолам служить, Что князя тьмы не почитаем богом, Что ходим не во мраке, а в сиянье. Раб-неофит (страстно подхватив последние слова) «Что ходите не в мраке, а в сиянье»,- И, значит, послушанье и терпенье, Как маску мима, вы с лица сорвали, Не служите, не слушаетесь кротко Того, чьей власти не признали души, С кем вам велит бороться ваша совесть? Я верно понял речь твою, отец мой? Епископ Да, лишь одно мне следует прибавить: Бороться послушаньем и терпеньем. Раб-неофит (упавшим голосом) Я снова ничего не понимаю. Бороться послушаньем,- как же это? Епископ Мы с духом боремся, а не с людьми. Мы подати беспрекословно платим, Мы цезаря смиренно почитаем, Не восстаем ни действием, ни словом Против земных властей. Но князю тьмы Ни жертв, ни преклонений не справляем. Раб-неофит А

кто же этот цезарь, эти власти, Да разве же не слуги слуг того, Кто вами наречен был князем тьмы? Епископ Да, если служат идолам. В ином же – Начальники, поставленные богом. Раб-неофит Каким же это богом? Епископ Бог единый На небеси, бог слово, бог любовь, Господь наш, бог отец, бог сын, бог дух. Раб-неофит Так это он нам цезаря поставил, Патрициев дал и преторианцев И поднял над рабами богачей? Епископ «Нет в мире власти, аще не от бога». Господь наш бог, предвечный наш владыка Над прочими владыками земными. Они в его руке. И он карает Владык неправедных, отнюдь не мы. «Отмщенье мне, и аз воздам»,- сказал он. Раб-неофит Когда ж случится это? Епископ Кто постигнет Пути господни? Раб-неофит Может быть, когда Наступит во вселенной божье царство, Когда Христос придет вторично к людям? Епископ Тогда, мы верим, будет божий суд. Раб-неофит А что потом? Епископ Едино будет стадо, Единый пастырь. Раб-неофит А при нем не будет Помещиков, наместников господних, Неправедных начальников над нами? Тогда уже не будут больше люди Свободны в мыслях и рабы телесно? Епископ Не знаю, не дано обетованья Ни от Христа, ни от его посланцев. Раб-неофит Ах, вот как! Так пускай не наступает То царство божье и вовеки! Раб-старик (в невыразимом ужасе) Боже! Спаси нас от греха! Что говорит он!

Вся христианская община выражает возмущение; отдельных слов не слышно, но говор и гул нарастают, как волны, наполняя все подземелье, и отголоски достигают темных переходов катакомб.

Епископ (поднимает руку вверх, громко) Мир, братья, вам! (Рабу-неофиту.) Покайся, нечестивец! Назад возьми безумные слова. Тебе на том придется свете горше, Чем было в жизни. Кто на этом свете Не хочет царства божьего дождаться, Утратит царство божье и на небе, Он будет ввергнут в лютую геенну, Там пламень негасимый, плач и скрежет, Там точит червь бунтующее сердце. Раб-неофит (страстно) Нет, не покаюсь. Ты, отец, напрасно Геенною страшишь меня. Я вижу Геенну ежечасно, ежедневно, Со мною рядом слышу плач и скрежет, И точит червь мне сердце до сих пор. Тот лютый червь привел меня и к вам Искать свободы, правды и надежды. А что я здесь нашел? Слова пустые Да тщетные мечты о божьем царстве И о царе царей в трех ипостасях, Который над владыками владычит И им дает владычествовать нами Отныне до пришествия второго, А может, и потом, и после смерти, Там, в небесах, в грядущем царстве божьем Жизнь временную вечная продолжит. Придется, может быть, бесплотным душам Бороться «послушаньем и терпеньем», И рабская душа (показывает на раба-старика) не перестанет Служить смиренно, не за страх, за совесть Душе патрицианской всемогущей, Он (на торговца) взвесит на весах добро и зло И чистоту разделит по крупице. Тот (на диакона) раз в неделю будет угощать Духовной пищей голых и голодных, Таких, как мы. А мы-то, бедняки, Стоять мы будем тихо и покорно, Как нищие стоят пред господином, Пока нам знак подаст отец епископ Или хоть слово вымолвить позволит, А может быть, велит пропеть осанну Царю царей, всевышнему отцу, Владыке всех рабов своих небесных. Нет, право же, не лучше ли гореть В геенне лютой до скончанья века, Чем оставаться в рабстве беспросветном, Откуда смерть освободить не может. Епископ (уже несколько раз пытался прервать эту речь и стучал посохом, гневно и грозно заглушает голос раба-неофита) Прочь! Уходи от нас, исчадье тьмы! Оставь собранье! Для чего ты здесь Общину христианскую смущаешь? В нору сокройся, отпрыск злой ехидны, Откуда вылез на погибель душам! Раб-неофит О нет! Ты прогонять меня не смеешь! Я к вам пришел по слову твоему, Поверив обещаньям вероломным, Что будто бы найду любовь и мир. Вы отняли навеки у меня Последний мир, последнюю любовь Навеки отравили. И теперь В душе моей пустыня. Я не знал, Что значит грех, я знал одно несчастье. Вы научили, что такое грех, Бесчестье перед богом. Я-то верил, Что смертию кончаются все муки. А вы передо мной открыли вечность Мучений адских за проступок легкий. Так подарите же теперь защиту И от бесчисленных грехов тяжелых. Вы ближнего любить меня учили,- Так научите защищать его! А не любуйтесь, опустивши руки, Как в тяжком рабстве погибают братья. Все ваше милосердье – как заплата На вретище дырявом и гнилом,- И оттого еще заметней бедность. Или чужого молока довольно Ребенку вместо материнской ласки? Иль чистая туника даст, как прежде, Жене моей былую чистоту? Иль я забуду на собранье вашем Позор и горе моего жилища? Не хлеба я прошу у вас, не слова, Но жадно жду любви не оскверненной, Без зависти, без подлых помышлений, К надежде ясной сердцем порываюсь, Хоть издалека увидать свободу, Чтобы мой сын, мой внук, мой дальний правнук Дождался дня, когда само названье, Позорное названье «раб» исчезнет. Хочу уверовать в святую силу, Что просветит и самый темный разум, Сберет людей в свободную общину, Без пастыря, без сторожа-владыки, Не в стадо с пастухом своекорыстным, С овчарками, трясущееся вечно От воя львов, волков, лисиц, шакалов, Гиен и прочих хищников коварных. Не я один томлюсь духовной жаждой, Не я один изголодался сердцем. Немало нас таких. Мне говорил Один товарищ, раб, что здесь, за Тибром, Недалеко от гнилостной мареммы, Восставшие рабы разбили лагерь. Они решили разорвать оковы И сбросить с шеи вековое иго. Патриций Ты думаешь, надолго сбросят иго? Раб-неофит Хотя б на миг, а постараться стоит! Я среди вас на вечную свободу Рассчитывал. Но, видно, и на миг Вы «легкого ярма» не в силах сбросить. Так лучше не печалиться о вечном, На временном пока остановиться, Взамен агап – на оргии кровавой. Патриций Скажи уж – на позорной крестной казни! Раб-неофит Эй, христиане! А с какой поры У вас позорной эта казнь зовется? Зачем же вы пугаете крестом? Ведь и Мессия ваш не устыдился Висеть с двумя разбойниками рядом На том кресте. Патриций Он освящает крест, А не разбойники. Он спас их души, А не они его… Раб-неофит Ого! Да так ли? А может, он и не царил бы в небе, Над душами людскими не владычил, Когда бы эта кровь не проливалась Разбойников, восставших и мятежных, На страх рабам и всем, кто «духом прост»? А может, «послушанье и терпенье» С лица земли давным-давно б исчезли, Когда бы призрак этих двух распятых Разбойников кровавых не страшил нас Угрозою погибели напрасной! Молодой христианин Кто терпит и покорен, не страшится Идти на смерть во имя сына божья, За всех за нас распятого. Раб-неофит Так, значит, Он был распят, чтоб распинали нас? Так где ж оно, в чем искупленье было Вселенского греха, когда и ныне Кровавое творится искупленье? Епископ Грех искуплен на небе. Не от мира Сего господне царство. Смертно тело. Душа блаженна присно и вовеки. Спаситель отдал кровь и плоть свою Насытить верных. А таким ничтожным Рабам, как ты, совсем не пригодился Тот дар святой, и гибнет он напрасно. Раб-неофит А разве мало гибли мы напрасно, Закланные пред идолом неправым, Да и доныне гибнем за царя, Нам присудившего навеки рабство? Кто смерил путь, уставленный крестами, Рабами, нами пройденный в веках? Кто взвесил кровь, что и досель не пала На палачей и снова отягчает Потомков тех замученных героев? По этой крови, как по багрянице, Разостланной для цезарских триумфов, Прошла богов бесчисленных фаланга С земли на небо. Сколько же ей стлаться, Чтоб шли и шли бесплотные тираны, Чтоб мертвенные, призрачные боги Бесценный пурпур крови попирали? Своей же крови я не дам и капли За кровь Христову. Если это правда, Что был он богом, пусть хоть раз прольется Напрасно божья кровь и за людей. Мне все равно, один ли бог на небе, Три бога, или триста, хоть мирьяды,- Ни за какого гибнуть не хочу: Ни за царя в незнаемом Эдеме, Ни за тиранов на горе Олимпе. Ни у кого не буду я рабом - С меня довольно рабства в этой жизни. Я честь воздам титану Прометею. Своих сынов не делал он рабами, Он просветил не словом, а огнем, Он мятежом боролся – не покорством, Не трое суток мучился, а вечно, И все же не назвал отцом тирана, Но деспотом вселенским заклеймил, Предвозвещая всем богам погибель. Я вслед за ним пойду. Но я погибну Не за него,- не требует он жертвы,- Но лишь за то, за что и он страдал. Пусть никого мой крест не ужаснет. И если только запылает в сердце Святой огонь и хоть короткий миг Я проживу не как несчастный раб, А вольный, непокорный, богоравный,- Тогда и на смерть весело пойду, Тогда без жалоб на кресте погибну.

Внезапно Анцилодея разражается безудержными рыданиями.

Раб-неофит (ласково) О чем, сестра? Что так тебя смутило? Иль это я обидел дерзким словом? Анцилодея Нет, брат… ты не обидел… только грустно… Мне жаль тебя… Наверно, ты погибнешь. Епископ Не плачь. Лукавый раб не стоит слез. Он поклонился духом Прометею, А это сатана, предвечный змий, Что искушал на грех и непокорность. Рабу такому нет у нас прощенья, Нет благодати. Он уже погиб. Оставим нечестивца. Отречемся. Уйдем от зла и благо сотворим! Раб – неофит Я встану за свободу против рабства, Я выступлю за правду против вас.

Вся община двинулась со свечами в руках. Епископ впереди. Раб-неофит уходит один, другим переходом, в другую сторону.

‹4 октября 1905 г.›

ЛЕСНАЯ ПЕСНЯ

Драма-феерия в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пролог

Тот, кто плотины рвет.

Русалка.

Потерчата (двое).

Водяной.

Действие первое

Дядя Лев.

Перелесник.

Лукаш.

Лихорадка (без слов).

Русалка.

Потерчата.

Леший.

Куц.

Мавка.

Действие второе

Мать Лукаша.

Килина.

Лукаш.

Русалка.

Дядя Лев.

Тот, кто в скале сидит.

Мавка.

Перелесник.

Полевая русалка.

Действие третье

Мавка.

Мальчик.

Леший.

Лукаш.

Куц.

Дети Килины (без слов).

Злыдни.

Доля.

Мать Лукаша.

Перелесник.

Килина.

ПРОЛОГ

Старый, густой, девственный лес на Волыни. Среди леса просторная поляна с плакучей березой и огромным столетним дубом. С краю поляна переходит в кочки и тростник, а в одном месте в ярко-зеленую трясину – то берега лесного озера, образовавшегося из лесного ручья. Ручей этот струится из чащи леса, впадает в озеро, потом на другой стороне озера вновь вытекает и теряется в зарослях. Само озеро -тиховодное, покрытое ряской и водорослями, но с чистым плесом посреди. Вся местность – дикая, таинственная, но не мрачная,- она полна нежной, задумчивой красоты Полесья.

Ранняя весна. На опушке леса и на поляне зеленеет первая травка, цветут подснежники и сон-трава. Деревья еще без листьев, но покрыты почками, которые вот-вот распустятся. На озере туман то лежит пеленою, то клубится от ветра, то расступается, открывая бледно-голубую воду.

В лесу что-то заговорило, ручеек ожил и зажурчал, и вместе с его водою из леса выбежал Тот, кто плотины рвет, молодой, белый, синеглазый, с буйными и вместе с тем плавными движениями, одежда на нем переливается красками – от мутно-желтой до ярко-голубой – и сверкает острыми золотистыми искрами. Бросившись из ручья в озеро, он начинает кружиться по плесу, волнуя сонную воду; туман тает, вода синеет.