Повести
Шрифт:
Георгий Николаевич поднимался в гору и думал, что вот и в XIII веке такие же дивные вечерние зори переливались по небосклону. А придя домой и усевшись в кресле, он раскрыл том «Истории России с древнейших времен» и начал читать.
Глава девятая
ЧТО ЗА КРАСОТА СКРЫВАЕТСЯ НА ПРОЧИХ БЕЛЫХ КАМНЯХ?
«Ну, сегодня никто мне мешать не будет! — решительно сказал Георгий Николаевич самому себе, выходя из дома и направляясь к светелочке. — Восемь часов, до обеда времени уйма, а ребята придут
Далекое тарахтение бульдозера Алеши Поповича на невидимой пойме, казалось, должно было настроить его на творческий лад, а на деле получилось не совсем так.
Обходя клумбу с гладиолусами, он взглянул на скачущего витязя, изображенного на передней стенке его светелочки. И тут вспомнился ему вчерашний рассказ Ильи Муромца. Вот ведь какая досада — намалевал старик легендарного основателя села Радуль три года назад, а забыл, где видел в детстве тот белый камень, с которого взял рисунок по памяти.
Георгий Николаевич, не останавливаясь, прошел в свою светелочку, запер на крючок дверку, сел за столик, разложил перед собой рукопись, повесил пиджак на спинку складного стула, засучил рукава рубашки, посмотрел на часы, взял авторучку и начал писать.
Он писал о тех событиях, которые разыгрались на Руси в начале XIII века, о том, как начались разногласия у великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо со старшим сыном и наследником Константином. Стольным (главным) городом Всеволода был Владимир на Клязьме, а Константин жил в Ростове, на берегу синего озера Неро. Там он построил белокаменный дворец и многие церкви, белокаменные и деревянные, там основал первое на Руси училище; по его повелению грамотные люди отправлялись по многим городам русским переписывать книги. Он собрал богатейшую по тому времени библиотеку, в которой насчитывалось до тысячи книг. Был у него дружинник Алеша Попович, который служил ему верой и правдой много лет…
«Мы не знаем, — писал далее Георгий Николаевич, — как выглядели те несомненно прекрасные здания, какие редкие книги хранились в той знаменитой библиотеке — все погибло во время многих пожаров и войн.
После смерти отца Константин собирался перенести в Ростов столицу своего великого княжества. Но этого совсем не хотели Владимирский епископ Иоанн, владимирские бояре, священники, монахи и дружинники. По их совету Всеволод вызвал Константина во Владимир и в присутствии всех остальных своих сыновей и многих знатных людей спросил ослушника:
— Где ты хочешь княжить?
Тот ответил, что хочет княжить и в Ростове и во Владимире, но жить останется в Ростове.
Тогда Всеволод спросил всех присутствующих, как ему быть. Епископ и многие другие ответили:
— Завещай великое княжение второму своему сыну, Юрию. Лишенный наследства, обиженный Константин уехал со своими боярами и дружинниками, в том числе и с Алешей Поповичем, в Ростов.
Вскоре, в 1212 году, умер великий князь Всеволод…»
Тут Георгий Николаевич собрался вставить подходящую цитату из «Истории России с древнейших времен» Соловьева:
«Умирая, он (Всеволод) ввергнул меч меж сыновьями своими, и злая усобица грозила разрушить…»
Но он не дописал фразы…
— Нет-нет, я вам сказала, что писатель занят. Нельзя, никак нельзя! — вдруг услышал он издали приглушенные восклицания Настасьи Петровны.
— Мне только договориться, только на одну минуточку, — умолял тенорок.
— Никак нельзя! После обеда — пожалуйста! — Настасья Петровна, оберегая покой мужа, была непреклонна.
В той глухой дощатой стенке светелочки, на которой старый радульский умелец изобразил скачущего витязя, Георгий Николаевич провертел дырочку специально для наблюдения. Это было очень удобно. Его не видят, а он видит. Приходят к нему пионеры из ближайших лагерей, и он знает, сколько их и какого они возраста; прикатывают гости из города или даже из Москвы, и ему заранее известно, кто именно явился его навестить.
Сейчас он увидел сквозь дырочку Настасью Петровну, загораживавшую отворенную калитку, рядом с ней стояла Машунька, а за ее спиной — желтоволосый молодой человек в ковбойке. Держась за велосипед, он стремился проникнуть на участок, а Настасья Петровна его не пускала.
— Нельзя, дедушка книжку пишет, — пищала Машунька. «Надо бы все же к нему выйти», — подумал Георгий Николаевич, но тут молодой человек спросил Настасью Петровну:
— Так можно прийти после обеда?
— Ну конечно, приходите, — ответила она.
— И пионеров можно с собой привести?
— И пионеров приводите. После обеда всегда можно. Муж очень любит пионеров и давно с ними не беседовал.
— А можно, я вас и вашу внучку сейчас своим киноаппаратом засниму на кинопленку?
— Пожалуйста.
Редкие люди не любят фотографироваться. Настасья Петровна сразу согласилась на просьбу молодого человека.
Георгий Николаевич, убедившись, что обошлось без него, не стал показываться из своего убежища, а продолжал наблюдать сквозь дырочку…
Юноша зашел на участок, прислонил велосипед к забору, отступил в сторону, поднял висевший у него на груди на ремешке киноаппарат и наставил его на дом и на выходивших из дома Настасью Петровну с Машунькой. Обе они с деланными улыбочками спускались по ступенькам крыльца, а он вертел свою штуковину и снимал их. Потом Машунька затопотала по дорожке к светелочке, а юноша стоял сзади и снимал ее на бегу. Не доскочив до светелочки, она вернулась и побежала вторично, и опять юноша ее снимал.
— Отличненько! Кадры выйдут на большой палец! — радостно возгласил он, вежливо раскланиваясь с Настасьей Петровной.
— После обеда, пожалуйста, в любой день, — так же вежливо, но непреклонно повторяла она, провожая его за калитку.
А Георгий Николаевич вернулся к своему столику и наклонился над рукописью; он вставил свою цитату, а после цитаты не смог добавить ни строчки.
До обеда оставалось не так уж долго. В нетерпении он все поглядывал на часы. Мысли его были заполнены белыми камнями, что лежали перед крылечками многих радульских домов. Камень бабушки Дуни открыл свою тайну — удивительный лев показался на свет. Теперь предстояло разгадать тайны других камней, и в первую очередь того, который лежал перед крыльцом Ильи Муромца. Скорее всего, витязь скрывался именно под ним.