Повести
Шрифт:
Увы! Всех ждало большое разочарование.
Эта нижняя поверхность оказалась вовсе не плоскостью, а, наоборот, неровной, мало обработанной долотом каменщика. Никаких выпуклых узоров не было заметно.
— Опустите на прежнее место, — грустно сказал Георгий Николаевич.
Ребята разочарованно и осторожно выполнили его приказание.
— Ну, спасибо вам. А теперь идите к своим палаткам, — сказал он им. — Сейчас прикатит на велосипеде почтальонка, мне надо послать с ней очень спешное и важное письмо.
Тут к нему подошла Галя-начальница и сказала:
— Нам необходимо
— Да не знаю, надо подумать, — уклончиво ответил он.
— Без предварительно составленного плана ничего серьезного предпринимать не положено, — настаивала Галя.
— А я никаких планов не знаю и разрабатывать их не собираюсь! — отрезал Георгий Николаевич, а про себя подумал: «Ну что она меня мучает?» — До завтра, — помахал он ребятам, проводил их за калитку, а сам поспешил в свою светелочку и тотчас же сел писать во Владимир о радульских открытиях.
Он просто был любителем русской истории, но не считал себя специалистом; сегодняшние открытия узоров на белых камнях, особенно этот удивительный лев, совсем озадачили его, поэтому в своем письме во Владимирский краеведческий музей он настоятельно просил возможно скорее командировать квалифицированного археолога и вложил в конверт оба рисунка — с камня, что возле церкви, и с камня, принадлежавшего бабушке Дуне.
Бывая раньше во Владимире, Георгий Николаевич несколько раз заходил в тамошние научные учреждения и каждый раз пытался доказывать ученым сотрудникам, что необходимо возле Радуля организовать археологические раскопки. Село, несомненно, старинное, к тому же существует предание о витязе.
Ученые сотрудники музея неизменно отвечали Георгию Николаевичу, что происхождение многих сел и деревень на Владимирщине связано с различными древними преданиями.
В здешней земле прячется множество других, еще не открытых исторических тайн, до которых не успели добраться археологи.
«Приедем, непременно приедем, — сколько раз обещали ему. — А когда приедем, неизвестно. Раскопки ведутся одновременно в нескольких пунктах, у нас просто рук не хватает».
Теперь Георгий Николаевич, посылая письмо со своими рисунками, надеялся, что ученые люди по-иному отнесутся к радульским историческим загадкам и прикатят сюда в самые ближайшие дни.
Вечером, когда Настасья Петровна позвала его ужинать, она воскликнула:
— Я сгораю от нетерпения! Какие там у вас исторические тайны? Отчего у тебя вид полубезумного? Больше всего меня интересует, почему две девочки в таком диком виде промчались мимо нашего дома. Я им кричала вслед, хотела их выкупать. Они даже не обернулись. Что у вас опять стряслось?
Георгий Николаевич сел за стол и начал рассказывать во всех подробностях о всем том, что они увидели, что открыли и что нашли за сегодня, за каких-нибудь несколько послеобеденных часов.
Глава восьмая
ВЕРНЫЙ РЫЦАРЬ И ЕГО ДАМА СЕРДЦА
Сейчас же после ужина точно мышонок заскребся в сенцах дома Георгия Николаевича.
— Войдите! — крикнул он.
Бочком пробрался на кухню Миша и встал у порога. Прямо-таки безысходное отчаяние виделось в его черных круглых глазах.
Георгий Николаевич искоса посмотрел на мальчика, но промолчал. Можно было догадаться, какие безотрадные мысли роились сейчас в голове Миши. Девочка дураком его обозвала, да еще при всем честном народе. Большего оскорбления для мальчика трудно и придумать. Георгий Николаевич вышел к нему и, взяв его за локоть, легонько подтолкнул на веранду. Они сели рядышком на диван.
Когда же Миша начнет открывать свои сердечные тайны? Но мальчик молчал. Пришлось Георгию Николаевичу заговорить первому.
— Послушай… — начал он. — Писатель — это первый друг и советчик как взрослых, так и ребят. Он должен не только многое знать, но и по глазам, по выражению лица должен все понимать, что таится на сердце того, кто пришел к нему за советом, за помощью… Я согласен, тебе тяжело перенести оскорбление, но не это главное в жизни. Умные люди стоят выше мелких обид. Давай выкладывай все-все.
Миша опустил голову и заговорил куда-то в пол, но совсем не о том, о чем ожидал услышать Георгий Николаевич.
— Я ведь хочу быть учителем истории. Всякую историю очень люблю — и древнюю, и русскую прежнюю, и советскую послереволюционную, и западноевропейскую. Очень люблю читать исторические книги. Вот Вальтер Скотт — как он хорошо пишет!
И Миша повел разговор о благородных рыцарях без страха и упрека, об их дамах сердца. Рыцари верны своим дамам до гроба, готовы совершить в их честь любые, самые трудные подвиги, готовы даже умереть, защищая их. Для рыцаря дама сердца — самая красивая, самая добрая, самая милая девочка на свете. Миша понял, что обмолвился, и поправил:
— Не девочка, а прекрасная дева. И дамы у Вальтера Скотта всегда благосклонны к своим рыцарям. На турнирах они подбадривают их, машут платочками. Если рыцаря ранят, дама ухаживает за ним, перевязывает ему раны, но никогда не обзывает его нехорошими словами.
— Ты все куда-то в сторону увиливаешь, — решился перебить его Георгий Николаевич и спросил: — Ты с Галей давно дружишь?
Миша опустил голову еще ниже, и Георгий Николаевич услышал удивительные признания.
Оказывается, очень, очень давно, еще с пятого класса Миша думал о Гале каждый день, каждый час, исподтишка смотрел на нее во время уроков — она ведь как раз впереди него сидела. Он думал о ней, когда вечером засыпал, когда утром просыпался. А она нисколечко не обращала на него внимания, даже не догадывалась о его страданиях, и никто из ребят о его думах не знал. И только теперь, только третьего дня они оба случайно были назначены на ночное дежурство и…
— Ну, дальше я все знаю, — снова перебил Георгий Николаевич верного до гроба рыцаря.
— Как Галя сегодня меня обидела! Не захотела, чтобы я проводил ее до палаток и еще обозвала так гадко, — с большой горечью признался Миша.
— Ну, милый мой, ведь она же вся перепачкалась, как свинка. Ей просто не хотелось, чтобы ты смотрел на нее, — утешил его Георгий Николаевич. — Ну, а то не очень любезное словечко у нее сорвалось с языка, право же, нечаянно.
— Будто палкой меня ударила, — жаловался Миша.