Повести
Шрифт:
В это время от села послышался топот лошадей. Все побросали работу. Кто-то крикнул — пожар! Над всадниками густая туча пыли. Навстречу побежало несколько мужиков. Еще издали они что-то кричали, размахивая картузами.
Два передних бешено мчались к нам. Почти не останавливая взмыленных лошадей, указали кнутовищами на дальние поля.
— Кокшайски на барскую землю выехали!
Едва произнесли они эти слова, как раздался гул, крики, матерщина. Коровы одна за другой испуганно начали вставать, некоторые шарахнулись в сторону. Мне на миг представилось,
Скоро в густом облаке пыли они скрылись за бугром. Мы смотрели им вслед. Среди оставшихся только сейчас увидел я своего отца. Он стоял с Василием Госпомилом и осуждающе покачивал головой.
7
Мы ужинаем у Гагариных. Это — главные богачи в нашем обществе. У них — ветрянка, шерстобитка, восемь рабочих лошадей, пять коров, жеребец, бык Агай. Кроме надельной земли, у них душевая — купленная. В семье четыре бородатых сына, пятый — в солдатах, две девки, не выданные пока замуж, не меньше пятнадцати внуков и внучек. Три избы и мазанки крыты жестью. Огромный двор под тесом.
В передней — мощная печь, длинный, широкий стол. Вдоль стен дубовые лавки.
Семья Гагариных в сборе. Пришло несколько мужиков. Сам Гагара, крепкий старик с могучей бородой, которая закрывала ему не только грудь, но и живот, сидел возле печки.
Кормили они хорошо. Густые, жирные щи с мясом, картошка с салом, гречневая каша с молоком. От такой пищи мне хотелось поправиться так, чтобы и щеки у меня были пухлые, как у Гагариных внуков, и румянец закрыл бы мои веснушки. Пока мы, подпаски, переглядываясь, ели до отвала, мужики возбужденно говорили о сегодняшней схватке на барском поле. Было так.
…Кокшайские только что выехали сеять. Они рассеяли по две лехи и начали запахивать. Они не обратили внимания на барского работника, который направился из имения в наше село. Это шел мой брат Мишка. Он-то и сказал о выезде кокшайских на барские поля. Появление наших верховых и подвод для кокшайских было внезапным. Если они и ждали этого, то ждали из села, а орава — человек в шестьдесят — привалила из-под оврага, от степи. Почуяв недоброе, несколько человек свернули лошадей с пашни на межу и сгрудились кучей. К ним-то и подскакали верховые. Впереди — Лазарь с Якозом–сапожником.
Не слезая с лошадей, наши поздоровались. Кокшайские опасливо ответили. Разговор повел Лазарь. Он обратился к знакомому мужику, с которым когда-то поменялся на базаре лошадьми.
— Наум, ты?
— Здорово, Лазарь! Это я.
— Что они делают? — кивнул он на пахавших.
— Сеют.
— А полем не ошиблись?
— Как раз это самое.
— Наш приговор читали?
— Староста говорил, прислали вы кайбй-то.
— 3 нем упреждали, чтобы сюда вы сох не возили, семена не губили. Эту землю мы снимаем. Знали об этом?
— Знать-то
Лазарь молча обвел глазами поле. Пашут кокшайские, будто ни в чем не бывало. Двое засеяли тот самый загон, на котором прошлый год Лазарь убирал рожь. Отирая пыльный лоб, он сказал Науму:
— Вот что, Наум, вы наши соседи, давайте мирно дело решим. Езжайте домой. Эту землю мы сеять будем.
Наум тоже помолчал, потом тихо заявил:
— Я, Лазарь, власти не имею. Тут каждый снял поврозь.
— Первый тронься.
— Первому тронуться тоже нельзя. Поедут все, и я не останусь.
— Стало быть, что ж… драки хотите? — Лазарь ударил лошадь ногой в бок.
— Зачем драка? — возразил Наум.
У Якова руки задрожали, как только упомянули о драке. Любил он драться! Грозя огромным кулаком, крикнул:
— Причащать будем!
— Панихиду о себе закажи! — раздался ему в ответ угрюмый голос из кучи кокшайских.
Подъехали подводы. Сошли несколько мужиков. Кольев и лопат никто с собой не взял, только Иван Беспятый, прихрамывая, шел с палкой.
— Миром не хотят? — указал он Лазарю на кокшайских.
Тот не ответил. Тогда Иван обратился к ним:
— Это кто вам разрешил сеять нашу землю?
— Знамо, не ты! — злобно ответили ему.
— Нас спросились?
— Забыли! Простите, христа–ради.
— Ну, забирайте ваши сохи от греха и по домам.
— А что будет? — спросил кокшайский.
— То, что с пореченскими: красавские сохи у них порубили, морды расквасили.
— То пореченски, а мы — кокшайские.
— Стало быть, бой принять хотите?
— А у вас аль руки чешутся?
— Почешем о ваши шеи.
— Ну, шеи и у вас есть.
Мирный разговор постепенно перешел в перебранку, затем в выкрики, в ругань. К пахарям, которые все еще продолжали работу, подъехало несколько верховых. Спор начался и там. Звонким голосом кричал дед Сафрон:
— Наши старики на эту землю сто тысяч бочек пота пролили!
Ему что-то отвечали, он опять кричал:
— Ваши — государственны! Они хрип не гнули на барина!
— У вас земли больше.
— Ишь, больше на две сажени! Зато у вас луга, речка…
В третьем месте передразнивали друг друга. Тут было больше всего парней. В нашем селе вместо буквы «ц» говорили «ч», и наоборот. Кокшайские же «окали» и «шокали».
— Эй, вы, цавокалки! — кричали нашим.
— Тошило [1] плывет! — отвечали наши.
— Черьква, цорт цумовой!
— Шай пить, шчи хлебать!
— Чиплятник овчу чапат! [2] — кричали нашим.
1
Точило.
2
Цыпленок овцу цапает.