Повести
Шрифт:
— Как не спешить? Смотри, вон за окном как высверкивает капель! И коты орут по ночам, спасу нет. Весна по всем приметам…
Вера встала, подошла к окну и долго смотрела поверх подступающих к больнице сосен на голубое, в клубах уже летних облаков, небо. Потом с трудом открыла замазанные белой краской шпингалеты на раме и резко дёрнула за ручку створку окна.
С треском разорвалась пожелтевшая бумага оклейки, и в палату хлынул густой аромат талой воды, земли, сырого снега, прозрачный и густой настой весенней закваски. Вера зябко поёжилась, запахнув пальто на груди, и повернулась:
— Тебе не холодно? Хочу, простудить тебя, чтоб ещё повалялся подольше. Вот научу ходить, и утопаешь отсюда, а мне что-то неохота тебя отпускать, привыкла.
— Оставь так окно, теперь уже не простужусь!
От свежего воздуха у Виктора пошла кругом голова, хлебал его жадно, большими глотками, пил, как воду из ручья, в звенящей от летнего зноя тайге, пил и не мог напиться.
Покой и радость вливались с каждым глотком в избитое болезнью и отчаянием тело. Оно наполнялось живой земной силой, каждая клеточка его болела, боролась за жизнь и оттаивала вместе с весенней жизнью.
Вскоре, впервые на костылях, мосластый и худой поднялся в палате и, поддерживаемый с двух сторон, долго учился передвигать ноги. Они заплетались, дрожали и подламывались, нестерпимо ныли суставы по ночам и дёргались, обжигая болью, ожившие нервы.
С каждым днём всё увереннее и твёрже, разлаписто шлёпал по скрипучим доскам. Потом разжился палкой и, опираясь одной рукой на неё, а другой о стенку, стал появляться в коридорах больницы.
Когда дежурила Вера, тренировки продолжались часами. Как армейский сержант, отдавала она команды, гоняла до изнеможения.
Снег почти весь стаял, и наступил день, когда Виктор смог выходить во двор, на солнышко. Устроился с книгой на пеньке. Тёплый ветерок котёнком игрался с бумажками, ластился и забирался под халат, теребил листы книги.
Сзади послышался шорох. От мягкого толчка Виктор распластался на молодой траве, выронил книжку. Мокрый шершавый язык прошёлся до лицу, а Перекат стал носиться вокруг, по щенячьи припадая на передние лапы, не переставая визжать и лаять от радости.
Откуда-то из окна донёсся, испуганный вопль, на поляну вылетела Вера. Лицо её было перекошено испугом. Картина, которую она увидела, успокоила медсестру. Два эвенка и молодой русский парень стояли возле Виктора, обнявшего за шею широкогрудого, могучего пса, и хохотали.
Вдруг Виктор встрепенулся, показывая вверх:
— Смотрите! Смотрите!
Высоко над больницей острым клином на север плыли гуси.
— Кга-а-а… Га-а…
Им навстречу дул ветер, косяк летел тяжело, плотно, только сзади всё дальше и дальше отставала одинокая, выбившаяся из сил или подраненная птица. Гусь уже пошёл на снижение, печально крикнув и перестав махать крыльями. Парил, теряя высоту…
Вдруг косяк заволновался, вожак повернул, и, описав большой круг, гуси снизились к отстающему, загомонили, разобрались, выстроились и, набирая высоту, вместе с ним ушли за горизонт…
7
Вернулся в Утёсный осенью. Зашёл в экспедицию и попался на глаза начальнику. Тот подал руку, пригласив в свои кабинет.
— Присаживайтесь, товарищ Козьмин. Руководство предлагает вас на Торге, но лично у меня сложилось неважное мнение о ваших деловых качествах. Броситься за каким-то псом под лёд это поступок незрелого человека. Если хотите знать, мне за вас строгача влепили и лишили премии.
— Простите, но пёс не какой-то, а мой Перекат. Вернул ему долг, он меня не раз выручал.
— Бросьте детские штучки, у нас не общество охраны животных. В стране, большой дефицит геологов, специалистов не хватает, и, если каждый будет тонуть так глупо, спасая собак, у нас министерство превратится в похоронную контору!
— Мне эта собака дороже иного человека. Предать друга, чтобы начальство получило премию, не в моих правилах. Если потребуется, ещё раз брошусь, хоть в огонь, — сорвался Виктор и заходил по кабинету, раскуривая трубку. — И нечего приплетать сюда страну.
— Поедете в Торга начальником горного отряда. Посмотрим, как проявите себя и что нового внедрите. Идите!
Потекли горячие рабочие дан. Рвали канавы на выброс котловыми зарядами. Мотобуром пробивали трёхметровую скважину, спускали на забой боевик. После прострела засыпали в образовавшийся котел аммонит, делали забойку и поджигали шнуры.
Чёрным столбом поднимались наносы, обнажая рудное тело. Виктор проводил опись канав, закладывал новые, увлёкся и не заметил, как подкатилась зима. Выпал первый снег. Осталось добить последнюю разведочную линию…
Зарядили. Отошли вверх по склону на безопасное расстояние, да забыл Козьмин впопыхах свой рюкзак у синих дымков горящих шнуров. Сверху хорошо было видно, как вылетела из тайги черная собака, обнюхала рюкзак и легла с ним рядом. А следом по тропинке шла девушка.
"Перекат!" — обожгла мысль вертолёт сегодня был на базе. Виктор сорвался с места и широко побежал вниз по склону.
— Вера!!! Убегай, Вера!!!
— Назад! Назад! — испуганно заорал взрывник за спиной. Девушка услышала крик, радостно помахала рукам, остановилась рядом с собакой в ожидании бегущего ей навстречу Виктора.
"Успею, осталось полторы минуты", — подумал он мгновенно.
С перекошенным лицом подскочил в Вере и увлёк её к толстой лиственнице, маячившей в двадцати шагах, толкнул за неё ничего не понимающую и улыбающуюся и осталось только самому нырнуть за спасительный ствол, как поднялась и заходила под ногами земля, опрокинула на спину.
И тут его сильно рвануло за руку… С грохотом и свистом пролетели камни мимо дерева, оно приняло их удары и укрыло двоих крепко обнявшихся людей…
Петля страха
1
Голубые тени от елей ложатся через заметенный снегом ручей. Справа над распадком курится в тумане белоголовая сопка. Сзади остался перевал. Впереди нетронутый, горящий под солнцем наст. Пригретый в затишке, он налипает на лыжи, мешает идти. В в