Повести
Шрифт:
— Не хочу.
— Гонишься за всеми, а где ж тебе…
— Не зуди.
«Есть ли бог али нет? — рассуждал Иван. — Если есть, так зачем меня так мучает? Зачем такое мученье? Помру, так прямо в рай, прямым путем. Поведут меня в белой рубахе… Закурить, что ли? До рая еще вроде далеко! Эх!»
Покурив, Иван поднялся, взял копейку и, ничего не сказав Наталье, пошел в Полозово.
Шел и матюгался. Клял все на свете. Но особенно Миньку Салина. Продажную шкуру. Потому как устал Иван и едва тащил ноги.
В Полозово Иван пришел, когда уже начинало смеркаться. Салин сидел у окна.
— Ага, явился! — сказал он, увидев Ивана. — Опоздал.
— Как опоздал? Солнце еще не зашло.
— Зашло!
— Да нет еще! Вон, край видно!
— Проверим, — сказал Салин, медленно поднялся и вышел на крыльцо. Он был чуть под хмельком. Ясно было, что он сразу же хотел уличить Ивана в обмане, позабавиться. Но нет, не вышло!
— Вон оно! — сказал Ребров, сунул руку в карман, но… там было пусто. Копейки не было, а на самом дне кармана была маленькая прорешка.
— Ядрена Феня! — воскликнул Иван и на всякий случай пошарил в другом кармане.
— Потерял, — сказал Иван.
— Что?
— А потерял.
— Ты и не брал! — усмехнулся Салин. — Баламутишь! В кошки-мышки решил играть, да? Ну что ж, давай поиграем! Давай!..
Избитого Ивана втолкнули в тот же амбар, где он сидел прежде. Иван грохнулся на деревянный настил, слышал, как снаружи гремели замком. Потом стихло.
— Ах ты раззява! — выругал Иван сам себя, ощупав бока. — Ну что ж ты, голова телячья! Так тебе!..
— Ты что так ругаешься, батя? — сказал вдруг кто-то из темноты.
Иван притих и спросил удивленно:
— А кто тут?
— Есть кое-кто.
Иван наклонился в угол, где сидел человек:
— Кто ты?
— Я? А вот давай руку, пощупай.
Иван протянул руку и нащупал стриженую голову.
— Солдат?
— Солдат, так точно.
— Как же ты, браток?
— А вот так. Все из-за этого… что ты щупал.
— Как так?
— А очень просто. Ты как угадал, что я солдат?
— Так ведь ты… Голова у тебя… стриженая.
— Вот так и они определили. Ранен я… в ногу. Лежал тут в одном месте. Немного подсохло, пошел. Хотел к своим добраться. Барахлишко кое-какое добыл, переоделся, уздечку взял и иду, будто лошадь разыскиваю. Ловко придумал, верно? Фига с маслом! Встретили, говорят, кепку сними. Вот и отпрыгал.
— Выкарабкаемся.
Иван стал шарить но половицам, ощупал нижние бревна в стене.
— Напрасно. Я уже все проверял, — сказал солдат, но Иван все-таки все осмотрел.
— Вылезем как-нибудь.
— Я днем смотрел, ничего не нашел.
Иван посидел молча в углу, но не успокоился.
— Может, потолок разберем, — сказал он.
— Как его разберешь! По стене не залезешь.
— Нет, не залезть… Садись на меня.
— Как?
— Становись на плечи.
— Выдержишь?
— Выдержу.
— А ногу я совсем себе не покалечу?
— Ты помаленьку. Ну, давай попробуем.
Солдат не решался. Иван уперся руками в стену, подставив солдату костлявую спину.
— Давай.
Солдат вскарабкался на Ивана. Тяжеленный был, как трактор.
— Держишь? — шепотом спросил Ивана.
— Держу.
— Выдержишь?
— Замолчи ты!..
— Ну, держи давай.
Солдат покачнулся, ноги его соскользнули, и он грохнулся на Ивана, сбил его.
— Жив? Батя, жив?
— Жив, — ответил Иван.
— Ничего нам не сделать. Не удержаться мне.
Иван лег возле стены. Действительно, ничего не выйдет.
Он лежал и думал о том, что если побили его и не отпустили домой, а бросили в амбар, то, значит, плохо его, Ивана, дело. Если не выпускают, значит — каюк! А, все равно ведь когда-то умирать! Когда-то придет срок. Раньше, позже ли, а придется! Неохота, конечно. А на фронте кому охота погибать? Нет таких, но погибают. Только зачем же вот так, сразу? Для чего?
К утру Иван забылся в тревожном полусне. Очнувшись, он услышал музыку. В доме заводили патефон. Иван прислушался.
— Слышишь? — спросил он солдата.
— Слышу. Забавляются, мерзавцы.
Вдоль деревни, от избы и до избы, Зашагали торопливые столбы…Веселая была песня. Но сейчас так грустно стало Ивану. И вроде бы подсказывала она ему, что надо прощаться с миром, пришла пора.
Немного позже за Иваном и солдатом пришли, вывели из амбара. От яркого солнца у Ивана щурились глаза.
— Обоих везти? — подталкивая Ивана в спину, спросил у кого-то конопатый.
— Обоих бери, — ответили ему из сеней.
— А может, одного оставить?
— Да вези обоих.
Ивана и солдата посадили верхом на одну лошадь. Солдата впереди, Ивана позади. Понизу, под брюхом лошади, связали веревкой ноги. Не убежишь! Конопатый сел на другую лошадь, постромок узды лошади, на которой сидел Иван, перекинул через руку.
— Двигай! — хлестнул постромкой по лошадиному крупу.
Они выехали за деревню и рысцой затрусили по разбитой дороге. Перед глазами Ивана трясся затылок солдата. Солдат был выше Ивана, и поэтому Иван плохо видел дорогу.
— Куда же ты нас? — спросил Иван у конопатого.
— На кудыкины пруды. Куда других, туда и тебя.
— В Новоржев?
— А хотя бы. Тебе от этого легче?
— А может, в могилевскую? Это поближе.
— Может, и в могилевскую.
— Нет, тогда ты нас так далеко не повез бы. Это точно. А ты чего? — спросил Иван солдата. Солдат тихонько простонал, хрящики ушей у него стали красными. Он указал на ногу. Иван наклонился и увидел на штанине у солдата кровь.
— Не могу.
— Что с тобой?