Повести
Шрифт:
— Может, и так, — согласился Ушияк. — Мы сейчас этот вопрос решаем. Я хочу весь отряд через границу вести. А они, — Ушияк кивнул на Мурзина и Степанова, — предлагают сначала небольшой группой отправиться. Человек тридцать — сорок хотят с собой взять, чтобы организовать партизанскую базу. А потом уж и остальным туда перебраться. Как думаешь, чей план лучше?
Ташиновский ответил не сразу. Он долго вертел в руках свою шляпу, потом, отложив ее в сторону, сказал:
— Они правильно говорят. Немцев на нашей земле сейчас много. В открытом бою они вас уничтожат. Надо идти
— Хорошо! Пусть будет, как ты говоришь, — согласился Ушияк.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Ташиновский в прошлом охотник и прекрасно знает леса Валашского края. Узнав, что партизаны намечают создать свою базу на горе Княгиня, он беспрекословно одобрил этот выбор. Потом объяснил Мурзину, где будет поджидать партизан после перехода границы.
По единодушному мнению было решено, что первую группу из сорока человек поведет в Моравию капитан Мурзин. С ним вызвались идти Степанов и Грековский. Сам Ушияк с основными силами отряда должен оставаться в партизанском лагере над селом Штавник и ждать связного от Мурзина. В случае благополучного исхода задуманной операции этот же связной приведет Ушияка и остальных партизан в расположение группы Мурзина. На отбор людей и подготовку к трудному ночному походу оставалось всего два дня.
Солнце садилось за горы, когда Мурзин привел группу партизан в условленное место неподалеку от словацко-моравской границы. Гаша Ташиновский с двумя чешскими коммунистами уже поджидал их возле быстрой горной речушки. Сильный, пронизывающий ветер сквозил по ущелью, трепал верхушки деревьев, срывая с них посеревшую, высохшую листву. Сквозь прозрачную воду был отчетливо виден каждый камушек на дне, продолговатыми короткими тенями мелькала форель.
— Смотри, рыбы сколько. И никто не ловит, — сказал Степанов, обращаясь к Мурзину.
— Ишь чего надумал, — насмешливо ответил тот. — Сейчас не до рыбы. Люди сами друг друга ловят.
— Нешто це рыба, — вмешался в разговор бывший летчик Петр Будько. — От на Камчатке, то рыба. Я перед самой войной там служил. Река на краю аэродрома. То кета, то горбуша идет. Ткни в воду кол — метров десять стояком плывет, между рыбинами держится. Зайдешь в речку, бывало, и вилами кету на берег выбрасываешь. В каждой килограмм по пять, а то и все десять... — Будько вытянул левую руку и, стукнув себя по плечу ребром ладони, добавил: — Во какая. И не меньше. А здесь что? Малек, да и только...
Станислав Мика — рабочий из Всетина — недоверчиво поглядывал на Будько.
Партизаны сгрудились в густом кустарнике на берегу речушки. Мурзин и Ташиновский уже успели договориться о порядке перехода границы и теперь, дожидаясь наступления темноты, вместе со всеми принимали участие в разговоре.
Наконец Станислав Мика не выдержал, подошел к Мурзину, которого очень уважал, как старшего русского командира, и, кивая на Будько, спросил:
— Судруг велитель! То правда он говорит?
— Конечно, правда. Вот разобьем бошей, поедешь после победы к нам в гости, тогда и сам увидишь.
— О! Я мечтал поехать Россия. Я много слышал про ваша страна. Раньше нам про вас говорили плохо. Теперь мы знаем, что то было не так... А зачем вы не хотели помогать нам, когда боши пошли на Чехию и Моравию?..
— Это кто тебе так сказал? Слышь, Степанов! Будько! — обернулся Мурзин к товарищам. — Он говорит, что Советский Союз не хотел помогать Чехословакии, когда на них немцы двинулись.:
Разговор о рыбе прекратился. Будько, набычившись, шагнул к Мике.
— Это мы не хотели? — стукнул он себя в грудь кулаком. — А ты знаешь, что мою часть в ту пору аж с Камчатки в Белоруссию перебросили. У нас бомбы на самолетах подвешены были. Несколько дней просидели мы в боевой готовности, чтобы чехам помочь. Потом узнали, что Чемберлен в Мюнхене вашу родину продал. А правительство Польши не пустило нас к вам через свою территорию. За это польские паны сами головой поплатились.
Теперь и Гаша Ташиновский, и другие чехи удивленно смотрели на Будько.
— Это правда! — поддержал Мурзин бывшего летчика.
— Верно он говорит. Так было на самом деле, — присоединился к нему Степанов.
Чехи и словаки удовлетворенно закивали головой и на своем языке бурно принялись обсуждать впервые услышанную новость. В их быстром говоре трудно было что-либо разобрать. Но по тому, как часто и с какой интонацией произносилось имя Бенеша, Мурзин понял, что словацкие и чешские партизаны ругают бывшего президента Чехословакии. А несколько позже, уже на марше, когда моравская граница осталась позади, невольно вслушиваясь в разговоры своих боевых друзей, он почувствовал, что после этой беседы и без того хорошее отношение к советским людям стало еще теплее.
Ташиновский вел партизан давно заросшими туристскими тропами. За ночь они успели далеко углубиться на территорию протектората. Казалось, не будет конца этим горам со светлеющими пролысинами обнаженных вершин, с темным покрывалом густых лесов. Почти всю дорогу над головой светила яркая луна, освещая причудливые контуры гор.
Перед рассветом партизаны выбрались на скалистую возвышенность и разместились за скалами. Когда окончательно рассвело, они разглядели внизу причудливо извивающиеся ленточки дорог, просторную долину, окутанную сизой утренней дымкой.
Весь день отсыпались утомленные люди, а вечером двинулись дальше в путь. И вновь прохладная осенняя ночь скрыла партизан от вражеских глаз. За эту ночь они прошли целых тридцать пять километров. К утру рюкзаки с боеприпасами и провизией казались втрое тяжелей. Ремни автоматов терли шею, клонили к земле. Но впереди уже маячила поросшая лесом вершина горы Княгиня, и партизаны из последних сил начали взбираться по склону.
Завидев людей, дикие козы шарахались в стороны, проворно скрывались в зарослях леса. Стадо кабанов с пронзительным визгом метнулось почти из-под самых ног. Страстный охотник, Мурзин еле сдержался, чтобы не пустить им вдогонку автоматную очередь.