Повести
Шрифт:
Дубровский вспомнил этот первый допрос, на котором в качестве переводчика его использовал Рунцхаймер. Поначалу Рунцхаймер выделил ему одного солдата и приказал отправиться в тюрьму за арестованным коммунистом, у которого обнаружили радиоприемник. Принимая арестованного от Конарева, Дубровский заметил, что Виталий Шевцов — так звали арестованного — довольно дружелюбно переглянулся с Конаревым. А тот нарочито злобно толкнул его в спину. Кроме того, на улице по дороге в ГФП Шевцов обратился к Дубровскому с проклятиями в адрес немцев. Это насторожило Леонида. Когда же Шевцов стал проклинать и Дубровского за то, что тот продался немцам,
Во время допроса Рунцхаймер требовал от Шевцова сказать, откуда у него радиоприемник. Шевцов наотрез отказался отвечать на этот вопрос и без стеснения стал ругать немцев и «новый порядок». Дубровский все дословно перевел Рунцхаймеру. Казалось, тот рассвирепел не на шутку. Он выбежал из-за стола и, подскочив к Шевцову, стукнул его плеткой по голове. Но удар был слабым. Дубровский почувствовал, как в самый последний момент Рунцхаймер придержал свою руку. Теперь сомнений не было. На табуретке сидел провокатор, и весь этот спектакль понадобился Рунцхаймеру, чтобы еще раз проверить своего переводчика.
Когда же на вопрос Рунцхаймера, что он слушал через свой радиоприемник, Шевцов со злорадством ответил, что слушал сводки Советского информбюро, в которых говорилось о разгроме армии Паулюса под Сталинградом, Дубровский сам подошел к Шевцову и со всего размаху двинул его кулаком по лицу.
Шевцов свалился с табуретки, из его рассеченной губы заструилась кровь.
— О! Я же говорил вам, что сделаю из вас мужчину! — воскликнул Рунцхаймер. — Только зачем так сильно? У вас тяжелый кулак. После такого нокаута не так просто встать на ноги.
— Прошу извинить меня, господин фельдполицайсекретарь. Всякий раз, когда я слышу о Сталинграде, у меня сжимаются кулаки. А этот негодяй решил поиздеваться над нами. Он сказал, что слушал московские передачи о разгроме армии фельдмаршала Паулюса. Это же наша шестая армия! И я не сдержался. Еще раз прошу извинения, господин фельдполицайсекретарь.
— Ничего, ничего. Ему это пойдет на пользу.
Поглядывая то на Рунцхаймера, то на Дубровского, Шевцов медленно поднялся с пола, тяжело опустился на табуретку.
— Ну, теперь ты скажешь, откуда у тебя радиоприемник? — спросил Дубровский.
Шевцов испуганно посмотрел на Рунцхаймера.
— Хорошо! Пусть подумает. Отведите его обратно в тюрьму. Если он и завтра будет молчать, мы его расстреляем.
По дороге в тюрьму Шевцов не проронил ни слова. А вечером...
Вечером в комнату, где жил Дубровский, заглянул Конарев. Потемкин еще не вернулся, и Конарев решил его подождать. Он медленно присел к столу, вытащил из внутреннего кармана куртки бутылку самогона, спросил:
— Без Алекса начнем или повременим чуток? — Дубровский промолчал. И видимо, чтобы завязать разговор, Конарев неожиданно рассмеялся: — Шевцов на тебя жалуется. Скулу ты ему чуть не свернул. А зря. Он парень хороший. Камерным агентом у нас работает...
Сейчас, лежа в постели, Леонид улыбнулся, вспоминая, как выручила его тогда интуиция.
Он был уверен, что это не последняя проверка. Но не предполагал, что Рунцхаймер заставит кого-то рыться в его вещах. «А может, и не поручал рыться? Может, просто распорядился наблюдать за мной? А Потемкин понял это по-своему и переусердствовал. Ведь не дурак Рунцхаймер, не мог же он подумать, что я не замечу беспорядка в своем вещевом мешке. Конечно же это самодеятельность Потемкина.
А Потемкин не спал. Он проснулся от какого-то взрыва. Лежал и вслушивался в тишину. До его слуха докатился отдаленный гул артиллерийских залпов, но это было не то. Разбудивший его взрыв был значительно сильнее и раздался где-то совсем близко. С минуты на минуту Потемкин ожидал сигнала тревоги. Но вокруг по-прежнему была тишина, в которой то зарождался, то угасал далекий артиллерийский гул.
И как ни странно, этот гул приглушенный расстоянием, успокаивал. За ним угадывалось множество километров, отделявших Потемкина от рвущихся снарядов, от запаха гари и пороха, от вздыбленной земли. Побывав под артиллерийским обстрелом всего один раз, Потемкин запомнил эту картину на всю жизнь. Он пытался тогда вжаться в упругую землю как можно глубже. Над ним с воем и визгом проносились осколки, в нос и горло лез дурманящий запах пороха, комья глины обрушивались на спину. Казалось, весь земной шар содрогался в страшном ознобе. Он был подавлен и ошеломлен настолько, что уже не смог подняться, когда прекратился артиллерийский огонь. Несколько блаженных минут он пролежал недвижно на притихшей сырой земле, пока до слуха не донеслась немецкая речь. Тогда он поднялся, нет, не встал, а сел, обреченно поглядывая на приближавшихся солдат в чужих зеленых мундирах. С неосознанным облегчением Потемкин поднял вверх руки.
После этого любые тяготы плена, невзгоды и унижения казались ему ничего не значащими по сравнению с тем, что он пережил под артиллерийским огнем. С тех пор прошло уже больше года. Потемкин был счастлив, что имеет возможность слышать артиллерийскую канонаду только на расстоянии. И сейчас, лежа в своей постели, он благодарил судьбу за то, что далек от грязных, вонючих окопов, от посвиста пуль, от рвущихся мин и снарядов. Им уже вновь овладела дремота, когда за окном послышался топот ног и громкий, взволнованный крик, извещавший о тревоге. Потемкин мигом стряхнул с себя одеяло, вскочил с кровати, босиком подбежал к окну.
— Что случилось? — крикнул он пробегавшему мимо фельдфебелю Вальтеру Митке, который дежурил по ГФП в эту ночь.
— Партизаны взорвали водокачку в городе! Срочно выезжаем на место происшествия!
Потемкин метнулся было будить Дубровского, но Леонид уже натягивал брюки.
Через несколько минут следователи и переводчики ГФП уже сидели в кузове крытого брезентом грузовика. Окликнув каждого, убедившись, что все на месте, Рунцхаймер забрался в кабину водителя. Взревел мотор, и грузовик выехал за ворота.
До водокачки было не более двух километров. Когда Леонид Дубровский вместе с остальными сотрудниками команды Рунцхаймера выбрался из машины, возле полуразрушенной водокачки бегали полицейские с белыми повязками на рукавах. Среди них Дубровский заметил начальника вспомогательной полиции. Тот стоял около груды битого кирпича и отдавал какие-то распоряжения своим подчиненным.
— Господин Дубровский, — раздался властный голос Рунцхаймера, — следуйте за мной!
Не оглядываясь, не проверяя, услышал ли переводчик его команду, Рунцхаймер зашагал к водокачке, туда, где стоял Козлов. Он шел быстро, размашисто переставляя длинные ноги, сцепив за спиной костлявые руки с тонкими волосатыми пальцами. Его узкие, сутуловатые плечи заметно раскачивались из стороны в сторону.