Поветлужье

Архипов Андрей Михайлович

– А меня им не хватит? – шагнула Ефросинья в сторону толпы отяцкой пацанвы, сразу дрогнувшей и рассыпавшейся мозаикой. – Пошутковали – и будя. Обскажи им, Юсь, что старостой я тут буду. И за все тут отвечаю. Как вас со Сварой они по воинским делам слушаться должны будут, так меня в остальном. Вовка мне растолковал ужо, в чем надобность есть, я сама распределю вас по местам работным. А коли у кого кровь горяча без меры, пусть к Мстише подходит – он таким сам всыплет али выделит кого по силе их. Но токмо поодиночке и подалее отсюда.

После столь обстоятельной речи и дождавшись перевода, Фрося по головам поделила пацанов на бригады, перемешав всех, несмотря на языки и возраст. Однако самых взрослых взяла наособицу и послала их на заготовку дров, заодно выспросив, кто помогал родителям жечь уголь. Им она пообещала через Юся половинную долю за день работы, но и спрашивать обещалась сурово.

Вовка

же, как всегда ни о чем не подозревающий, прибежал через полчаса вместе с Мокшей, эрзянским мастеровым. Не обращая внимания на расквашенные вокруг носы и покрытые ссадинами скулы, они принялись с горящими глазами разглядывать организованное производство, особенно упирая на деревянные заготовки для форм, которые неподалеку вырезал Фома, гончар с Переяславки. Мокша важно кивал, в чем-то соглашаясь, что-то советуя. Только раз он споткнулся, когда Вовка упомянул, что в эти формы будут лить чугун. Разобравшись, что это такое, эрзянин с недоверием закачал головой, но минуту спустя с жаром стал обсуждать, как бы вырезать на деревянных заготовках объемные барельефы с цветами и животными, чтобы, кроме полезной сути, предметы эти еще и радость глазу человеческому несли. Что тут скажешь – мастера нашли друг друга.

* * *

Однако главное мастеровое действо вершилось неподалеку, где Николай заканчивал класть вагранку – небольшую шахтную печь для переплавки чугуна. Высотой та была около трех метров, с наклонной лещадью [18] и небольшим окном вровень с ней, называемым грудью. Окно по некотором размышлении они с Любимом оставили, чтобы иметь доступ к нижней части печи и очищать ту после плавки. Однако перед началом процесса они собирались его заложить враспор кирпичом, оставив только летку для слива чугуна, да и ту после появления первых раскаленных капель следовало заделать смесью глины с угольным мусором и пробивать по мере надобности. Чуть повыше окошка, с противоположной стороны располагались по две пары фурм на разной высоте, к которым уже подводили клинчатые мехи, работающие от водяного колеса. Верхние Николай сразу заткнул глиняными пробками, чтобы использовать их, если понадобится накопить чугуна побольше, при этом переводя дутье из нижнего ряда во второй. По идее, кирпичную кладку шахты в виде цилиндрического, чуть суженного кверху колодезя шириной около метра надо было скреплять чугунными обручами по всей высоте но, как говорится, «за неимением гербовой, пишут на простой». Да и сама вагранка задумывалась как проба перед настоящим делом – кладкой домницы. Хотелось попробовать и как используемая глина в разной смеси с песком будет себя вести в качестве связующего при пробном нагреве, и что произойдет с доломитом, которым выложили нижнюю часть зоны плавки, плотно посадив его вытесанные кирпичики на смесь доломитовой муки со смолой. Обжигать эти огнеупорные кирпичи футеровки [19] собрались по месту, во время первого прогрева. В любом случае выжать из вагранки больше трех-четырех плавок Николай не рассчитывал, полагая, что после этого придется сразу менять доломитовую облицовку, а может, и сам красный кирпич в горне.

18

Лещадь – нижняя (донная) часть футеровки шахтной печи.

19

Футеровка – отделка для обеспечения защиты поверхности от возможных повреждений (в основном температуры).

Плинфа, из которой строилась вагранка, на первом выходе получилась у Вовки на загляденье. Точнее, та половина, которая была принята придирчивой комиссией, а в нее входили кузнецы и местный гончар. Тот, относившийся поначалу к Вовке как к неучу, каким-то ветром поднятому под самые выси, после остывания печи с плинфой и оценки оной сменил свое мнение на сугубо противоположное и по первому времени разве что в рот тому не глядел. И напрасно Вовка пытался Фоме объяснять, что по большому счету ему просто крупно повезло с глиной, вот если бы попался другой пласт, с иной жирностью и отсутствием примесей песка, то неизвестно еще, какой бы кирпич вышел. А уж если бы имели дело с известковыми глинами, то и вовсе не понятно, пошла бы такая плинфа в качестве огнеупорного кирпича или нет. Фома сначала согнал Рыжего, проведя день на набивке кирпичей в формы, потом долго наблюдал, как месится глина приводом от водяного колеса, замечая, куда потом кладется сформованная плинфа, а потом долго лазил по склону холма, исследуя пласты и отбирая образцы по

каким-то только ему ведомым признакам. Закончил он свое образование на обжиге второй партии, в которой успешный выход составил всего лишь треть, а остальная плинфа сразу ушла на печи в Сосновку. Тогда уж он вновь подошел к Вовке и указал со всей вежей, откуда и в каком направлении нужно вынимать из холма глину, для того чтобы брака было меньше, принеся при этом новые разборные формы для плинфы. Молодой специалист с огромной радостью повесил все изготовление на Фому, огорошив того фразой про проявленную инициативу, а сам занялся лепкой горшков, точнее, пытался лепить глиняные формы для чугунков и сковородок, в которые необходимо будет заливать чугун. Надо сказать, не совсем удачно. Хорошо, что гончар и тут не оставил его без внимания, видя, что Вовка с ногами залез в его епархию. Без прежнего смущения Фома посоветовал, что вначале надо выточить деревянные формы, а потом уже закладывать их в берестяные или тесаные короба, наполненные смесью мелкого песка, глины и той же угольной пыли, чтобы оставить там след, который и следовало затем заливать. А то и горелой земли сыпануть вместо глины, добавил он, подумав.

– Коробов тех по два на один оттиск понадобится, и на каждом своя часть отпечатка должна быть. Коли в одном дно посудное отпечатаешь, – продолжал разглагольствовать Фома, показывая руками, как надобно все делать, – то в другом обратная сторона должна бысть. А сами короба должны сажаться в пазы друг у друга, абы смещения не было.

– Так лучше чуть по-другому сделать, – воспрял духом Вовка. – Второй короб, что сверху вставляется, без дна должен быть, ну… то есть совсем сквозной. Вставить его в пазы, набить общий объем формовочной смесью до половины, потом деревянную заготовку положить, а сверху той же смесью утрамбовать, оставив только отверстие для заливки…

– А разнимать как короба те будешь, абы дерево вытаскивать? – скептически вопросил Фома, хитро улыбаясь и поглаживая свою русую бородку.

– Проволокой между ящиками проводить, пока смесь не подсохла, шпильки только надо по краям сделать, чтобы не мешались. Я ту проволоку у дядьки Любима видел – поделится небось…

– Ну тогда дерзай, отрок, смесь в разных частях пробуй, – успокоился Фома. – А я коробушки заготовлю да формы вырезать начну, якие ты показывал мне. А между делом и отроков твоих поправлять буду, где глину брать. Мне тут еще одно мнится… как бы глину ту от камушков очищать?

– Думал я про то, дядя Фома, – заинтересованно поднял глаза от испорченной формы Вовка. – Только если плотно корзину из лозы сплести, то мешаная глина через нее не пройдет, а иначе мусор отсеиваться не будет.

– А мы пожиже ее, а потом отстоим, а?

– Ну… тогда дерзай, дядя Фома! – улыбнулся Вовка.

– Дозволяешь, однако? Добре, а то мне Любим наставление дал… Не лезь, мол, к мальцу, он знает, что делать надобно.

– Да нет, не всегда. Что-то, конечно, помню из книжек, а больше у дяди Коли спрашиваю. Так что, дядька Фома, если чего надумаете еще полезного, так говорите сразу, дело-то общее…

– Общее? Хм-м… разве прибытка не будете с того получать? – хмыкнул озадаченно Фома.

– Не знаю, я как-то не задумывался. Кормят, поят, одевают… работать дают, – удовлетворенно крякнул Вовка. – А то у нас мужики… многие людины в веси без работы сидели, плохо жили…

– Это как же без работы? Али землицы не было да скотинка подохла? – удивился гончар.

– Ну… не знаю, земли полно было бросовой, и скотина у многих была. Сам не понимаю… Говорили, что не кормит землица, хмельное пили…

– Эка чудны твои дела, Господи… Землица? И не прокормила? То тяжкий труд, но зато и сыт будешь, – покрутил головой Фома. – А хмельное… это совсем от безнадеги али по лени своей…

– А насчет того, что мы с этого получим, ну… я надеюсь, не меньше других, что трудятся вместе с нами, – продолжил Вовка. – С другой стороны, нам община дом построила. Не живем еще там, но зимой, наверное, переберемся. А может, я и тут жить останусь, с ребятами – плотники уже второй этаж возводят, места много будет. Тем более я обучать грамоте буду – не набегаешься каждый день в школу со старой веси.

– Это да… Токмо, мнится мне, чудную избу они возводят.

– Ну почему же? У нас почти такая же школа была в соседнем селе. Два этажа, – начал загибать пальцы Вовка, – столовая, актовый зал небольшой наверху и восемь классов. Спортзал, правда, на улице был. Топочная еще. А тут только зал убрали, а вместо него комнат понаделали, чтобы люди ночевали. Получается внизу столовая и четыре класса, а на втором этаже комнаты для жилья. Всем хватит. И учиться, и жить. Две печки русские внизу потом поставят, а вверху подтопки на столбах дубовых. Пилорама заработала, на крышу доски уже пилить начали…