Повод для оптимизма
Шрифт:
Я ошибся в нем с самого начала. Он был гораздо хитрее, чем казался на первый взгляд. Меня обманули его глаза. Почему я поверил им? Разве в своей жизни не навидался каких угодно доверчивых и наивных глаз, которые на деле неизменно оказывались обычной маскировкой? Или меня снова подвела невезучесть, на которую я забыл сделать поправку? Все же я попытался бороться:
– Вы поможете правому и благородному делу, поможете прогрессу.
– Правое дело не должны насаждать инопланетяне, - мягко сказал Маас. К тому же, когда они не знакомы с условиями развития данного
– Вы просто не хотите вмешиваться!
– с горечью вскричал я.
– Но ведь так называемое невмешательство - только ширма. Оно молчаливо поддерживает сильного против слабого, подлого против честного, хитрого против бесхитростного. Вот чего стоит ваше уважение свободы личности...
– Оставим бесполезный спор, - сказал Маас, и я понял, что его не переубедить.
– У нас есть правила, которые мы стараемся не нарушать.
Он мельком глянул на одного из товарищей. Я заподозрил, что нарушения правил бывают и у них. Это вселяло надежду. Маас продолжал:
– Однако ты, кажется, убедил меня, что совершать посадку на Землю преждевременно. Тем более, что мы и так задержались в полете. Если пожелаешь, можешь лететь с нами. На нашей планете ты, как представитель Земли, подготовишь будущие контакты с твоей родиной. Если же нет...
– Да!
– не колеблясь, сказал я.
– В таком случае разреши нашему биологу осмотреть твой организм пригоден ли он для жизни у нас?
– Пожалуйста.
– Он должен будет проверить системы усвоения энергии, подробно познакомиться с устройством твоего мозга, с особенностями психики. Ведь она может нарушиться в наших условиях, и, думая, что имеем дело с человеком Земли, мы...
– Согласен на все, - перебил я Мааса, уже представляя себя в роли посла человечества. Какие возможности откроются передо мной!
– Тогда отдохни. Биолог придет за тобой.
– Маас направился к двери.
Инопланетянин, ранее сидевший за спиной Мааса, пропустил вперед своих товарищей и, прежде чем выйти из каюты, обернулся ко мне:
– Меня зовут Куир, биолог. Я скоро приду. Пока у тебя есть время все взвесить. Ведь на Земле ты оставляешь так много: тех, кто был дорог тебе, с кем ты дружил, кого любил. И оставляешь надолго. Подумай...
Я остался один. Последние слова биолога нисколько не поколебали моей решимости. Я-то хорошо знал, кого оставляю на Земле. Соратников, ставших недругами. Рабов, превратившихся в гонителей. Друзей-предателей. Те, кто не предал меня сегодня, предадут завтра. Семью? Но что такое моя семья?
Жена? Типичная самка, изображающая примерную супругу. Я давно знал, что она изменяет мне, и не очень осуждал ее, понимая, что неудачнику не может достаться иная жена. Да и сам я не оставался в долгу и не упускал минутных радостей, которые иногда подбрасывала судьба.
Буду ли я скучать по детям?
Они росли достаточно эгоистичными, чтобы любить меня ровно на столько, сколько благ я им мог предоставить. А после войны я не мог им дать ничего. Хорошо еще, если то, что они говорили обо мне представителям прессы, вынужденные признания, а не запоздалая искренность.
О ком же еще я мог бы пожалеть? О Рексе? Но верный пес заколот солдатом. Я вспомнил безымянную могилку Рекса, и сердце сжалось. Это было существо, действительно любившее меня. Собачья любовь - высшее, а может быть, и единственное проявление истинной любви. У него были острые и очень чуткие уши, умные и преданные глаза - карие, с искринками. Светлое пятно на широкой груди. Всякий раз, подходя к дому, я твердо знал, что он, лежа на ковре, настораживает уши и подымает голову, интуитивно чувствуя мое приближение. Его глава радостно вспыхивают, хвост начинает весело стучать по ковру.
Его заколол штыком чужой солдат, когда, спасая мою жизнь, Рекс прыгнул на него. Обернуться ко мне солдат не успел. Моя пуля вошла в его затылок. Несомненно, она попала в продолговатый мозг, немедленно наступил паралич дыхания, и солдат не успел даже почувствовать боли. Слыша последний вой верного пса, я сожалел, что машинально, по давней привычке, выстрелил в затылок его убийце, а не отомстил достойнее.
Ничего, теперь я получу возможность отомстить всем, как только овладею знаниями и оружием пришельцев. Я засмеялся. Мой бог, если бы люди могли узнать, что первым человеком, установившим контакты с внеземной цивилизацией, буду я - изгнанник, жаждущий мести!
Третий день на корабле.
Я называю днем этот отрезок времени условно - просто я проснулся после недолгого сна. Раскрыл глаза и смотрел на мерцающие стены каюты, вспоминая все, что со мной случилось, сомневаясь, не почудилось ли мне это. Возможно, все происходило вовсе не так, как мне казалось. Не было никакого космического корабля. Меня догнали враги. Во время допросов я сошел с ума. Теперь нахожусь то ли в психиатрической клинике, то ли в тюремной больнице, а мой больной мозг рождает иллюзии.
Я возражал себе, думая, что сумасшедшие не относятся критически к собственным иллюзиям. Впрочем, возможно, у меня особая форма помешательства. Я ведь неудачник. Мне могло и в сумасшествии не повезти. Как проверить, происходит ли все это наяву?
Словно опровергая мои сомнения, на стене вспыхнул условный сигнал можно ли войти? Я разрешил, и в дверь вошел биолог. Куир. В отличие от порывистого Мааса, у него были медленные, скользящие движения, глаза круглые, похожие на совиные. Как и в глазах Мааса, в них одновременно мелькало столько разных выражений, что казалось, будто они непрерывно меняют цвет.
Куир приветствовал меня, затем спросил:
– Ты не передумал?
– Конечно, нет.
– Тогда пойдем.
Я пошел за ним по длинному коридору. Стены здесь мерцали, как в моей каюте, на них все время появлялись и исчезали какие-то символы. Заметив, что я их рассматриваю, Куир объяснил:
– Информация для всего экипажа, поступающая и от приборов, и от людей. Каждый сообщает свой важнейшие мысли, информирует о решениях, о делах обо всем, что считает наиболее важным. В любой момент, посмотрев на стены, я могу узнать о делах и намерениях остальных, поспорить с товарищами, что-то им подсказать...