Поводырь
Шрифт:
– Эскадрилья самолетов наведения. Они летали на Москитах, сэр. Прекрасные пилоты, сэр, все до одного. Но осмелюсь сказать, мистер Джонни был лучшим из всех них. Но мне трудно говорить по-другому, сэр, ведь я был его ординарцем.
Все было ясно. Слаборазличимые буквы на носу Москита позади фигурки на фотографии читались «Джей Кей». Это была не Джульета Кило, а Джонни Каванах.
Все было ясно, как
Итак, он возвращался из полета в Европу, заметил меня, летающего по треугольникам, понял, что я в затруднительном положении и взял «на буксир». Точно определив свое положение путем поперечной засечки азимута от радиомаяков, зная береговую линию в этом районе как собственную кухню, он попытался найти свой старый аэродром в Минтоне даже в этот туман. Риск был чертовски велик, но все равно у меня кончилось топливо, поэтому я бы или сел или разбился.
Я не сомневался, что смогу найти его, возможно, через Королевский аэроклуб.
– Безусловно, он был отличным летчиком, – в задумчивости сказал я, вспоминая события сегодняшнего вечера.
– Самым лучшим, сэр, – отозвался стоящий позади меня Джо. – Все говорили, что мистер Джонни прекрасно видел в темноте, как кошка. Я помню, как часто, вернувшись после задания по сбросу осветительных зарядов для прицельного бомбометания по целям в Германии, молодые пилоты отправлялись в бар пропустить стаканчик, да, как правило, не один.
– А он не пил? – спросил я.
– Нет, иногда он присоединялся ко всем, но чаще, дозаправив свой Москит, Джонни взлетал в одиночестве, направляясь к Ла Маншу или Северному морю искать какой-нибудь подбитый бомбардировщик и вел его на посадку.
Я скривился. Эти огромные бомбардировщики все имеют свои базы.
– Но некоторые из них получали от противника серьезные повреждения, в том числе и радиостанции. Они были с разных баз – Мерхэм, Скемптон, Коттсхол, Веддингтон, большие четырехмоторные самолеты. Галифаксы, Стерлинги и Ланкстеры. Все это было задолго, извините, до вас, сэр.
– Я видел их на картинках, – признался я. – Кроме того, некоторые из них еще долго летали на воздушных парадах. Значит, он возвращал их домой?
Я мог четко представить себе зияющие дыры в фюзеляже, крыльях и хвостовом оперении самолетов, которые трещали и раскачивались, когда пилоты пытались удержать их на лету, раненые или умирающие экипажи, радиостанции, разнесенные вдребезги вражескими снарядами. А из своего не очень давнего опыта знал горькое одиночество зимнего ночного неба, когда у тебя нет ни радио, ни приборов, только туман, полностью закрывающий землю.
– Именно так, сэр. Он обычно отправлялся во второй вылет за ночь, патрулируя над Северным морем, разыскивая подбитые самолеты. Найдя, он приводил их домой, сюда в Минтон, иногда сквозь такой густой туман, что вытянутой руки не видно. Говорят, у него было какое-то шестое чувство, как у настоящего ирландца.
Я отвернулся от фотографии и загасил окурок в пепельнице. Джо уже стоял у двери.
– Настоящий человек, – сказал я вполне серьезно.
Даже сегодня, уже в солидном возрасте, он был супер летчиком.
– Да, сэр, мистер Джонни, он был настоящим человеком. Я помню, как он однажды сказал мне, стоя как раз на вашем месте у камина: «Джо, – сказал он, – когда бы кто-нибудь ни нуждался в помощи там, в небе, я вылечу и приведу его домой».
Я мрачно кивнул. Старик явно обожал своего боевого командира.
– Ну что же, – промолвил я, – похоже, он продолжает это делать.
Джо улыбнулся.
– О нет, я не думаю так, сэр. Мистер Джонни отправился в свой последний патруль в Рождественскую ночь 1943 года, ровно четырнадцать лет назад. Он не вернулся, сэр. Он упал на своем самолете где-то в Северном море. Спокойной ночи, сэр. И счастливого Рождества.