Поводыри на распутье
Шрифт:
Опустевшая обойма со звоном упала на асфальт. Слоновски на бегу перезарядил «дыродел» и юркнул в ближайший переулок.
– Нас слишком много, уважаемый Хасим, и у нас слишком мало места. Увы, это факт. Анклавы являются срезом общества: ограниченная территория и колоссальная численность населения. Заметьте: смешанного населения. Остальной мир пока не достиг этой стадии, но приближается к ней. Вы говорили, что живете уединенно. Насколько?
– Ближайшее поселение находится в двух километрах, – ответил Банум.
– Старое поселение?
– Нет,
– Когда оно появилось?
– Я понял ваш вопрос, Удэй, – вздохнул Урзак. – Двадцать лет назад от моего дома до ближайшего жилья было девять километров.
Шейх склонил голову:
– Мир изменился, уважаемый Хасим. В Европе относительно спокойно, но только потому, что, слава Аллаху, население моей родины однородно. Но что произойдет, когда оно станет слишком большим?
Или в мире появится чересчур много чужаков?
Индусов и китайцев под зеленые знамена не поставишь, у них свои Традиции. То же с Католическим Вуду. Даже болезни не в состоянии существенно снизить численность населения, современная медицина справилась с пандемией белого гриппа за месяц, четырнадцать миллионов умерших не повлияли на общую картину: людей становится все больше и больше.
Рано или поздно инстинкт самосохранения погонит их на соседей. Что случится, если Омарский Эмират и Китай схлестнутся по-настоящему? Не в далеком Тихом океане, ради нескольких нефтяных скважин, а на земле? Ради земли?
Когда-то считалось, что главная проблема человечества – еда. Генная инженерия закрыла этот вопрос. Еды хватает. Пусть она искусственная, но ее можно есть. Мы сумели найти выход из водяного кризиса, обеспечили людей дешевой и сносной водой. Мы преодолели проблемы с нефтью, пересадив экономику на электричество. Но все равно оказались в тупике. Мы становимся врагами друг другу. Мы погибнем без новых земель.
Шейх помолчал.
– И мои рассуждения возвращают нас к вопросу, ответа на который у вас нет: что нужно Чудовищу?
Банум недоуменно посмотрел на собеседника.
– Пытаться оживить Традицию – глупо, – развил свою мысль Удэй. – Воду нельзя налить в разбитый сосуд. Вы – прошлое, уважаемый Хасим, вы мертвы. Развязать войну, чтобы отомстить всем? Для этого не требуется прикладывать усилий, достаточно просто подождать, рано или поздно мы сами сойдемся в битве. Но Чудовище не затаилось, оно рискует. Ради чего? Какой путь оно видит? Куда? Не сможем ли мы пойти следом?
– Вы правы, Удэй, у меня нет ответа на этот вопрос.
– Не получится ли так, что Чудовище знает больше вас, уважаемый Хасим? Не получится ли так, что, убив его, мы останемся в тупике? Превратим мир в арену Последней битвы и своими руками погубим наши Традиции? Не потому ли Чудовище пошло на риск, что знает: в любом случае добьется своего. Если оно победит, то получит желаемое, если проиграет – отомстит всем нам?
Урзак опустил глаза и посмотрел на свои руки. На свои мертвые, механические руки.
«Не допустил ли я ошибку?»
– Вы правы, Удэй, пребывая в уединении, я выпал из реальной жизни.
Шейх улыбнулся и вернулся к роли радушного хозяина:
– Попробуйте пахлаву, уважаемый Хасим, она великолепна.
– Благодарю.
Банум
– Традиции сдерживают людей, но делают их чужими. Не позволяют смешиваться по-настоящему. Получается, пока они существуют, есть поводы для войн.
– Если Традиции умрут, мы превратимся в животных.
– Европейцы не превратились.
– Потому что в большинстве своем ушли в нашу Традицию. Выбрали правильный путь. – Удэй помолчал. – Сделали нас сильнее.
– А если ваша Традиция рухнет?
– Аллах всемогущ, – спокойно ответил шейх. – Понимание этого факта и есть ответ на ваш вопрос, уважаемый Хасим. Чудовище опасно для полубезумных Католиков Вуду и желтых варваров, которые до сих пор играют в мистические игры. Мы слишком сильны для него. А потому готовы подождать и посмотреть, что Чудовище сможет нам дать.
Называть Марата своим спасителем Слоновски не стал. Зачем? Напарник поступил именно так, как должен был поступить в данных обстоятельствах.
Увидев, что Грег дал стрекача, Марат спокойно выехал на параллельную улицу и медленно двигался по ней, ожидая, когда шустрый напарник соизволит к нему присоединиться. Свои действия безы корректировали через «балалайки» и, если бы не герой-водитель, обошлись бы без жертв. Но раз пришлось стрелять, Марат в стороне не остался, прикрыл напарника, когда тот прыгал в заботливо открытую заднюю дверцу фургона: дал очередь по толпе, после чего вернулся за руль и надавил на газ.
Меньше чем через минуту фургон покинул пределы Аравии.
В знаменитую Звероферму на Таганке, в генетическую лабораторию по созданию экзотических домашних животных, Пэт приходила с удовольствием. И не только потому, что ей нравилось разглядывать причудливых тварей, клетки с которыми заполонили весь первый этаж, хотя она и не упускала возможности полюбоваться странными зверями. Основная причина заключалась в хозяине «Фабрики», Корнелиусе Ежове, первом человеке в Анклаве, назвавшем себя ее другом. И подтвердившим это. Благодушный, немного рассеянный конструктор встречал девушку с неизменной радостью, и Пэт частенько обращалась к нему за советом и поддержкой. Чаще, чем к Кириллу. И плевать ей было на то, что дружелюбный Корнелиус – храмовник.
– Как дела в Университете?
– Учусь, – рассмеялась девушка и погладила вынырнувшую из-за клеток гигантскую ящерицу. – Барсик, привет.
Злобная тварь, надежно защищавшая Звероферму от мелких хулиганов, настойчиво потерлась о ноги Пэт, требуя обязательного подношения.
– Я не забыла, не забыла… – Девушка скормила зверю кусочек сахара.
– Нравится учиться? – поинтересовался Ежов.
– Ты смеешься? Себя студентом помнишь?
– Э-э… помню. – Корнелиус почесал в затылке. – Не очень ярко, конечно…