Поворот Колеса
Шрифт:
Еще шесть дней они ехали по Речной дороге, которую монотонные дожди превратили в полосу сплошной грязи. Была ужасная погода, а на дороге по большей части было так пустынно, что боязнь Мириамели быть узнанной слегка уменьшилась, хотя она по-прежнему прикрывала лицо, когда они проезжали через маленькие городки вроде Брегшейма или Гарвинсвольда. Ночи они проводили в придорожных сараях или под протекающими навесами у изображения святых. Каждый вечер после ужина они сидели у огня, и Мириамель рассказывала о своем детстве в Меремунде. В ответ он вспоминал дни, проведенные среди судомоек и горничных; но проходила ночь за ночью, и Саймон все больше и больше
В ночь, когда они прошли через Гарвинсвольд, Саймон неожиданно обнаружил, что плачет, вспоминая рассказ доктора о пчелином улье. Мириамель, пораженная, молча смотрела, как он пытается совладать с собой. В ее взгляде было что-то такое, чего Саймон не видел никогда Прежде, и хотя первым его чувством был жгучий стыд, по правде говоря, он не заметил презрения в выражении лица принцессы.
— Я хотел бы, чтобы он был моим отцом или дедушкой, — сказал он немного позже, когда они уже возлежали на своих роскошных постелях. Мириамель, как обычно, была на расстоянии вытянутой руки от него, но Саймон чувствовал, что сегодня она каким-то образом гораздо ближе к нему, чем в любую из ночей, прошедших после поцелуя. Конечно, с тех пор он уже обнимал ее, но ведь она спала. Теперь, в темноте, она была удивительно близка ему, и Саймон даже подумал, что чувствует некую невысказанную нежность, возникшую между ними. — Он был очень добр ко мне. Я так хотел бы, чтобы он был жив сейчас!
— Он был хорошим человеком.
— Он был больше, чем просто хорошим человеком. Он был… Он делал то, что должно было быть сделано. — Что-то сжалось у него в груди. — Он умер, чтобы я и Джошуа могли бежать. Он обращался со мной, как с родным. Это неправильно. Он не должен был умирать.
— Никто не должен умирать, — медленно проговорила Мириамель. — Особенно будучи еще живым.
Некоторое время Саймон лежал молча, в недоумении. Прежде чем он успел понять, что, собственно, она имела в виду, холодные пальцы коснулись его руки, потом легли на ладонь.
— Спокойной ночи, — сонно пробормотала Мириамель.
Когда его сердце перестало бешено колотиться, ее тонкие пальцы все еще лежали у него на ладони. Он уснул наконец с ощущением, что в его руке дремлет пушистый птенец.
Не только дожди и мокрый серый туман досаждали им. Сама земля, измученная бесконечным ненастьем, казалась совершенно безжизненной, состоящей из костей, камней и паутины. Жители маленьких городов были такими усталыми и напуганными, что не желали даже издали поглядывать на Саймона и Мириамель с любопытством и подозрительностью, которыми раньше был бы встречен любой чужеземец. По ночам окна были закрыты ставнями, грязные улицы пустынны. Саймону казалось, что они идут по городам призраков, чьи подлинные обитатели давным-давно оставили эти места и только их тени уныло скитаются по темным комнатам старых домов.
Тусклым вечером на седьмой день пути со Стеншира Саймон и Мириамель увидели за очередным поворотом Речной дороги приземистую громаду Фальширского замка, возникшую на западном горизонте. Некогда зеленая трава пастбищ словно королевская мантия покрывала холм, на котором стоял замок, но в этом году, несмотря на сильные дожди, поля остались бесплодными. Кое-где на вершине холма еще лежал снег. Вокруг холма раскинулся обнесенный стеной город, как бы защищая реку — оплот благополучия Фальшира. Корабли с фальширской шерстью
— Когда-то этот замок принадлежал Фенгбальду, — сказала Мириамель. — Подумать только, что отец собирался выдать меня за него! Интересно, кто теперь правит в Фальшире? — Она поджала губы. — Если новый хозяин хоть немного похож на старого, надеюсь, вся эта громада однажды обрушится на него.
В рассеянном свете западного неба замок показался Саймону просто огромной скалой. Чтобы отвлечь Мириамель от мысли о Фенгбальде, он указал на подножие холма.
— Мы будем в городе еще до темноты. Сегодня можно будет поесть по-настоящему.
— Мужчины всегда думают только о своих желудках.
Саймон счел это утверждение нечестным, но ему так приятно было называться мужчиной, что он только улыбнулся.
— Ну, тогда как насчет сухой постели на постоялом дворе?
Мириамель покачала головой:
— Нам до сих пор везло, Саймон, но мы не можем рисковать. С каждым днем приближается Хейхолт. Я много раз бывала в Фальшире, здесь легко могут узнать меня.
Саймон вздохнул.
— Ну хорошо. Но ты ведь не будешь возражать, если я зайду купить нам какой-нибудь еды, как в Стеншире, правда?
— Если ты не заставишь меня ждать всю ночь. Несчастной жене странствующего свечника и так нелегко, а тут еще придется стоять под дождем, пока муж хлещет эль у огня.
Улыбка Саймона превратилась в усмешку:
— Бедная жена свечника.
Мириамель сурово посмотрела на него:
— Бедный свечник, если он рассердит ее.
Трактир «Смоляная бочка» был празднично освещен факелами, но, когда Саймон заглянул внутрь, ему показалось, что никто особенно не веселится. В общем зале сидело две или три дюжины людей, но разговаривали они между собой так тихо, что Саймон слышал, как капает вода с висящих у двери плащей.
Саймон прошел между переполненными скамьями к противоположной стене комнаты. Он заметил, что несколько голов повернулись ему вслед, и гул голосов стал немного громче, но не стал оглядываться. Хозяин, тощий человек с клочковатыми волосами, стоял у жаровни, и лицо его блестело от пота. Он поднял голову, когда Саймон подошел ближе.
— Вам нужна комната? — Он смерил презрительным взглядом оборванную одежду Саймона. — Два квини за ночь.
— Нет, только пару ломтиков баранины, немного хлеба да еще, может быть, капельку эля. Моя жена ждет снаружи. Нам далеко идти.
Хозяин крикнул какому-то настойчивому гостю, чтобы он потерпел, и снова подозрительно посмотрел на Саймона.
— Эль только в твой кувшин, — сказал он. — Мои за дверь не ходят.
Саймон поднял свою флягу, и хозяин кивнул:
— Шесть цинти за все. Платить сразу.
С некоторым раздражением Саймон бросил монетки на стол. Хозяин внимательно рассмотрел их, попробовал на зуб, потом сунул в карман и поспешил прочь.
Саймон повернулся, чтобы оглядеть комнату. Большинство посетителей, казалось, были местными жителями. Немногих можно было принять за путешественников, хотя этот трактир стоял очень близко к городским воротам и Речной дороге. Несколько человек тоже смотрели на него, но на их лицах Саймон не увидел ни враждебности, ни особого любопытства. Если судить по сидящим в этой комнате, фальширцы явно имели много общего со своими знаменитыми овцами.