Поворот рек истории
Шрифт:
– Много чего может услышать честный человек от записных лжецов… А здесь мы по душу нашего крамольника.
– Здесь, Глеб? Как по-вашему будет: в городе бузина, а в Киеве…
– Все, Варда! Тише. И будь настороже. На тебя возлагаю надежду.
Прямо перед ними большая трехмастовая каракка «Сан-Джиорджио» покачивалась у причала, разглядывая город жерлами великих пушек-бомбард и жерлишками малых пушчонок-волконёй. Трепетавшие на ветру полотнища с гербами и изображениями святых говорили сведущему человеку: корабль готов к отплытию.
«Ждали попутного ветра… – определил Апокавк причину задержки. – И дождались нас. Оно и к лучшему, без пальбы обойдется».
Стратиг указал ему рукой на сходни. Мол, ступай впереди всех. За ним отправил двух ражих детей боярских в кольчугах, с саблями и сулицами. Затем на сходни шагнул турмарх, следом сам князь, последними – еще четыре сына боярских.
Как только зашли на корабль, князь негромко приказал последней четверке:
– Беречь сходни!
На пути у маленького отряда стоял невероятно жирный человек с тяжелой золотой цепью через плечо. На голове у него красовался бальцо, обтянутый красным шелком, с крупной эмалевой брошью на левой стороне. Пальцы унизаны были перстнями. Один из них представлял собой золотую змею с изумрудными глазами, обернувшуюся семь раз вокруг пальца и кусающую себя за хвост.
– Чем обязан? – осведомился толстяк холодно.
По-русски он говорил чисто.
– Я стратиг этой фемы, и я имею желание осмотреть…
– Мне известно, кто ты, князь Глеб Билозерцо. Я… капитано и проприетарио… владелец сего корабля, и…
– Мне ведомо, кто ты, Пьетро Гримальди. Потребен осмотр.
– Не хочу огорчать досточтимого князя, но таможня фемы уже осмотрела…
– Не хочу огорчать почтенного капитана, но моей воли достаточно, чтобы осмотреть корабль вдругорядь.
– Ни в коем случае не желаю выглядеть сопротивником воле твоей, князь, однако есть у Каса ди Сан-Джиорджио особый договор с… принсипе Джованно Моско… э-э-э… твой цар. – Капитан с трудом сохранял прежнюю невозмутимость, начал запинаться. – Порушение договора многих огорчит… в Моско. Должно тебе… показать… грамота? Да, грамота с именем царили службилец его царской милости. Иначе – нет. Ауторита локали… местное архонт, воивода, стратиг, дукс не имеет права.
Стратиг пожал плечами:
– Разве намерен я рушить договор? Вот царев служилец прямой в чине думного дворянина.
Апокавк молча вынул и показал бумаги.
Гримальди читал внимательно, и чем больше осознавал силу его грамот, тем больше краснел. Дойдя до конца, он выглядел как вареный рак.
– Досточтимый князь, я все же…
– Basta! Basta! – из кормовой надстройки вышел друнгарий. – Non ne valgono la репа [4] .
Стратиг, даже не повернув головы, сообщил капитану:
– Вижу в тебе человека здравого разумения. Но ежели, паче чаяния, решишь учинить шумство, знай, все бомбарды и пищали крепости направлены на корабль сей. Пушкарям, коли люди твои зашевелятся, велено палить, не смущаясь тем, что фемное начальство с корабля не сошло. Ничего, на худой конец, воинский голова Григорий Собакин меня заменит… Выход в море перегорожен двумя галеонами и четырьмя дромонами, сифоны с горючей жидкостью на них готовы извергать греческий огонь.
4
Хватит! Хватит! Не стоит (итал.).
Апокавк возымел о князе почтительную мысль: «Когда только успел вывести боевые корабли в море? Разве что рано утром, засветло, едва буря утихла… Ничего не упустил».
– Ни словом, ни помышлением, господин мой стратиг, – ответил Гримальди, с тревогой поглядывая на крепость.
Стратиг вложил в улыбку десять гривен дружелюбия:
– О, не сомневался, что мои надежды на здравомыслие твое, высокочтимый фрязин, не напрасны.
Друнгарий, обнажив длинный тонкий клинок с гардой в виде округлой корзины с плетеной скобой сбоку, медленно надвигался на Глеба Белозерского. Лицо его было страшно.
«Какая-то маска гнева из древней трагедии…»
Из-за спины Апокавка выскочил арменин. Ударил мечом раз, другой, третий… и вот уже плетью висит левая рука генуэзца, источая кровь.
– Иперперон – мой, Глеб!
Вдруг откуда-то снизу на палубу вылез человек с двумя пистолями – в левой руке и правой. Грохнул выстрел. Арменин вскрикнул от боли и покатился, уронив меч.
Стрелка почти не было видно за пороховым облачком, но Апокавк уловил: «Левую руку поднимает, князя выцеливает!»
Что-то пролетело мимо его уха.
Стрелок застонал, падая.
Апокавк бросился к друнгарию, который уже примеривался, куда бы ткнуть Гавраса – чтобы насмерть. Грек успел выхватить меч из ножен, но поскользнулся на крови и полетел вперед, словно камень, пущенный из катапульты. Рухнул в ноги друнгарию. Тот покачнулся, сделал пару шагов назад, но клинка не выпустил.
Чья-то сильная рука отшвырнула Апокавка в сторону, как котенка.
– Ты же со мной хотел… Так давай, горячая голова.
Князь Глеб смотрел на друнгария безмятежно.
Генуэзец сделал выпад. Еще. Еще. Еще. Рубанул сплеча. Попытался достать ногу князя. Вывел какой-то замысловатый прием, метя в шею…
Стратиг легко отбивал его своей саблей.
– Стар стал, – сказал он рассвирепевшему друнгарию без задора. – Ослаб.
И сам с какой-то спокойною ленцой нанес четыре удара – столь сильных, что генуэзца разворачивало боком, когда он подставлял клинок. На четвертом ударе его развернуло почти что спиной. Стратиг перехватил правую руку друнгария и с размаха приложил рукоятью сабли в висок. Тот рухнул, как подкошенный.
– Марать противно… – спокойно молвил князь, вкладывая саблю в ножны.
Все то время, пока Глеб Белозерский дрался с генуэзцем, Апокавк лежал на палубе, потирая лодыжку.
«Вывихнул? Нет, слава Богу, всего лишь потянул… А что там со стрелком?»
Стрелок лежал пластом, с сулицей в горле. Из-за пояса у него вывалился стилет – короткий и тонкий. Апокавк повертел его в руках.
«Русские назвали бы это шилом… Вот кто ранил нотария, убил охранника моего, а потом хонсария».
Патрикий огляделся.